На крутую, похожую на девичью грудь маковку поднялся по льдистому насту вслед за ребятами так легко и быстро, что даже удивился: не ожидал от себя такой прыти! Посмотрел на часы: было 6 часов 40 минут. Выходило, что подъём с 4100 метров до 5137 метров занял 5 часов 30 минут. Результат средний, но меня он устраивал.
Наивысшую точку Большого Арарата обозначал длинный металлическим шест, частично покрытый десятисантиметровым слоем изморози. Подойдя к нему, мы вздели руки и, восторженно вопя: «Гип, гип ураа-а-а! Спасибо Арарат, что разрешил подняться! Спасибо, что пустил!!», принялись, приплясывая, кружиться вокруг него.
Когда первый эмоциональный всплеск иссяк, я достал драгоценный пакет, и мы поочерёдно сфотографировались с флагами Международных Детских Игр, Республики Башкортостан и Русского географического общества. Ураганный ветер, буйствовавший на снежном куполе, всё норовил вырвать стяги и унести на чернеющий поблизости Малый Арарат, но мы были внимательны и держали флаги крепко.
Когда волнительная фотосессия была завершена, спустились пониже, чтобы под защитой склона попить чай. Лишь только я присел на «пенку», как меня совершенно неожиданно забило, словно в лихорадке: руки и ноги «заходили» с такой амплитудой, что со стороны могло показаться, будто я быстро-быстро растягиваю руками и коленями меха несуществующего баяна. Дауват испугался: решил, что замёрзаю, и стал снимать свою куртку, но я успокоил его жестами:
« Всё нормально! Это реакция организма выполнившего свою задачу».
Через минут пять бешеная / остервенелая «игра на баяне» закончилась, и я смог встать. На ветру сразу задрог. Пора было спускаться. Напоследок ещё раз окинул взглядом окрестность, чтобы запомнить на всю жизнь неземную красоту панорамы. Над нами зиял тёмно синий, с фиолетовым оттенком, густеющим в зените, бархат небесного свода. Мимо, красиво клубясь, пронесся к слепящему оку, ком «ваты». Обжигаемый потоком жарких лучей, он на глазах таял, и через минуты три от него осталась лишь призрачная дымка. Глубоко внизу простирались холмы, разделённые границами четырёх государств. На горизонте тянулись к солнцу вершины пониже. Посреди всего этого царствовала белоголовая громада Арарата, чуть поодаль чернел идеальный конус его младшего брата. Я стоял и наслаждался, не обращая внимания на пронизывающий ветер. Он здесь, на заоблачной высоте, особенный. Особенный и по запаху, и по размаху своих странствий. Это ветер континентов! Вчера он сотрясал Килиманджаро, сегодня отгоняет тучи от нас, а завтра будет разминаться среди гималайских восьмитысячников.
СПУСК
Сойдя на плато, мы с удивлением обнаружили на спрессованном ветром снегу, свежую, скорее всего, ночную строчку следов небольшого животного, пересекавшую наши наброды. Судя по размеру отпечатков лап и длине прыжков, это мог быть зверёк схожий по комплекции с хорем или каменной куницей. Вот тебе на! Что могло побудить этого экстремала взобраться на высоту в пять тысяч метров? Может, тоже на романтику потянуло?!
Солнце припекало. Выпавший за время ненастья снег ниже 4000 метров стал интенсивно таять. Робкие ручьи вскоре превратились в стремительные потоки. Из наклонённого наружу кратера скопившаяся вода на наших глазах хлынула через расширяющуюся брешь и, скатываясь по склону, быстро превращалась в грязную полужидкую мешанину из камней, щебня и вулканической пыли. Рокот, издаваемый тысячами бьющихся друг о друга угловатых валунов, заглушал все остальные звуки. Заполнив ложбину, сель выплеснулся на зелёную террасу и замер на ней спрессованным валом. К нему сразу полетели десятки ворон: видимо, знают, что будет пожива. (К деревушке Але подошли в) До деревушки Але добрались в 15 часов 40 минут. Последние пару километров шёл «на автомате», через силу - иссякли последние резервы. Здесь нас поджидала раскалённая от жары машина. Пообнимавшись и пофотографировавшись на память с молчаливым проводником, поехали в пыльный Догубаязет к обычной жизни.
Я бросаю прощальный взор на парящий в небе белоголовый купол. Выискиваю на нём самый высокий бугорок. Где-то там стоит шест, возле которого мы вопили от счастья... Трудно поверить, что пять часов назад, я топтал эту промороженную плешину...
Порой задумываешься, а зачем напрягаться, подвергать жизнь неизбежному в горах риску? Ведь есть масса более безопасных и увлекательных занятий. Но нет, проходит время, начинаешь скучать по горам, и опять лезешь. Лезешь ради того особого и необъяснимого ощущения счастья, которое я испытываю только на заоблачной высоте. При этом память о нём обладает такой силой, что вновь и вновь гонит в горы, чтобы сызнова поймать и посмаковать его. Если попытаться описать это состояние словами, то испытываемый восторг и упоение испарятся, и останется что-то обыденное, заурядное.