После прибытия подкреплений французская армия в Крыму насчитывала 46 000 чел. и 5 500 лошадей. За прошедшее после Альмы время французы потеряли 67 человек убитыми и 572 раненными.{136}
На 4 000 чел. увеличился английский контингент. Теперь его численность составляла почти 35 600 человек, в том числе около 3 000 — в составе кавалерийской дивизии. Общая численность неприятельских войск в Крыму превысила 85 000 человек.{137}
ПЛАНЫ СТОРОН
«…Липранди, это будет человек, который лучше других сделает дело. Попятно, что при этом случае вы ему скажете, что задача, которую вы ставите ему, имеет самое важное значение, и что только он один, по своему уму и энергии, годится для того, чтобы разрешить ее…».
«Что касается военного искусства, то Крымская война должна рассматриваться достойной упоминания только как самая плохая по руководству кампания в британской военной истории».
Русские: трудное решение
Меншиков, укрепившись на позициях восточнее Севастополя, был уже не тем растерянным неожиданным поражением военным чиновником. В нем возродился главнокомандующий. Теперь он хотел добиться стратегического перевеса, заставить союзников окончательно принять его «правила игры» и диктовать, таким образом, свои условия развития событий.
Главное — после 17–19 октября он был спокоен за судьбу города. К тому времени инженерная оборона Севастополя вполне соответствовала своему предназначению, не только надежно прикрыв подступы к крепости, но и, в соответствии с теорией фортификации, позволяя организовывать контратаки,{138} отвечая ими на каждый частный успех неприятеля. Без малейшего сомнения, в Севастополе, особенно в начальный период его обороны, создалась удивительная ситуация, в какой-то степени даже нетипичная для российской военной практики, когда недостаток пушек не компенсировали пушечным мясом. Скорее наоборот, недостаток пехоты компенсировали умело поставленные батареи.
Руководители обороны были на своих местах и умело исполняли предписанное. Главный «возмутитель спокойствия» адмирал Корнилов геройски сложил голову в первый день испытания крепости созданной, в том числе им, обороны. Оставшиеся, как бы это цинично ни звучало, не были столь строптивы и на них можно было вполне положиться.
Но просто выстоять — было мало. Требовалось наказать посягнувшего на землю империи врага. Это было непросто. Понявшие, что одними пушками судьбу кампании решить не удастся, англичане и французы активизировали осадные работы. В день прибытия первых частей подкрепления из России ими была заложена 2-я параллель.{139}
Теперь не только достигнутый, наконец, численный перевес и казавшаяся взятой обратно стратегическая инициатива принуждали главнокомандующего к действиям. Усиливающаяся активность союзников, кирками и лопатами прокладывающих себе сотнями метров траншей и тысячами кубометров переработанного грунта путь к бастионам и передовым батареям русских, подталкивала Меншикова на не менее активное тому противодействие. Князь не собирался пассивно сидеть в обороне:{140}«Главнокомандующий, желая сколько-нибудь отвлечь союзников от наших верков (оборонительных сооружений), решился с прибытием всей 12-й дивизии сделать наступление от деревни Чоргун на войска, расположенные у селения Кадыкиой близ Балаклавы».{141}
Тем более, приближались осенние шторма — и само море превращалось в надежного союзника русских, ограничивая союзникам масштабные перевозки грузов и войск. Если до этого снабжение транспортными судами «представлялось наиболее удобным»,{142} отныне все становилось сложнее.