Сведения о начале наступления армии Рауса вызвали немедленные ответные шаги со стороны советского командования. Войска 2-го Белорусского фронта усилили нажим на 2-ю армию Вейхса в Померании. Координация действий между фронтами Жукова и Рокоссовского упростилась ввиду капитуляции 14 февраля крупного немецкого гарнизона в Шнейдемюле — важном центре железных и шоссейных дорог. Через четыре дня немецкое наступление — самое короткое и наименее успешное из всех наступлений вермахта — выдохлось.
Гитлер, на которого обычно валят всю вину за военное поражение Германии во второй мировой войне, несомненно, должен нести значительную долю ответственности за крах группы армий «Висла» и срыв плана контрнаступления. Но прежде чем осудить это как легкомысленную безответственность и продукт озлобленного и нездорового ума, следует попытаться выявить стратегические намерения фюрера в тот период. Есть сведения о двух из них — военном и политическом. Гросс-адмирал Дениц убедил Гитлера, что его новейшие «электрические» подводные лодки станут в руках Германии оружием, способным принести ей военную победу, и что удержание Балтики (особенно Данцигской бухты) необходимо для обеспечения спокойного района гарантийного плавания новых подводных лодок и «притирки» к ним экипажей.
Второй замысел Гитлера не столь невероятен, хотя элемент фантазии в нем все же присутствует. Гитлер всегда усматривал в себе сходство с Фридрихом Великим, сочетавшим военную храбрость с политической ловкостью, и нарастающие успехи созданной против него коалиции усиливали эту иллюзию. Хотя фюрер никогда не открывал своих тайных замыслов генералам, уцелевшие фрагменты его бесед с нацистскими главарями дают основания предполагать, что его кажущиеся странными приказы о дислокации немецких войск того периода были актом обдуманного политического расчета. Эта беседа состоялась вечером 27 января.
«Гитлер. Неужели вы думаете, что англичане искренне восхищены всеми этими русскими успехами?
Йодль. Нет, конечно, нет. Их планы были совсем иными. Через некоторое время они, видимо, полностью это осознают.
Геринг. Они не рассчитывали на то, что мы будем сражаться за каждый шаг и сдерживать их на Западе как одержимые пока русские все дальше и дальше углубляются в Германию.
Гитлер. Если русские объявят о создании национального правительства Германии, тогда англичане действительно испугаются. Я приказал подбросить им сообщение, что русские формируют армию из 200 тысяч немцев под командованием немецких офицеров, полностью зараженных коммунизмом, и что эта армия вступит в Германию… Это окажет на них такое же воздействие, как если бы в них всадили иголку.
Геринг. Они вступили в войну, чтобы помешать нам двигаться на Восток, а не затем, чтобы Восток вышел к Атлантике… Если так будет продолжаться, мы через несколько дней получим телеграмму…»
Записей о продолжении этой вечерней беседы не имеется, но примечательно, что на следующий день Гитлер объявил Гудериану о своем решении направить 6-ю танковую армию СС Зеппа Дитриха в Венгрию, вместо того чтобы передать ее группе армий «Висла».
Таким образом, нацистские главари даже после четырех лет войны были способны вынашивать фантастические планы, согласно которым государства — члены антигитлеровской коалиции поодиночке или сообща вступят с ними в переговоры, и серьезно верили в это. В конце концов, они были признанным правительством «рейха». Они имели на руках (или так считали) достаточно крупные козыри: мощную и дисциплинированную армию, послушное им 80-миллионное население и жизни еще 50 миллионов людей как заложников. Они по-прежнему обладали силой уничтожать и разрушать.
Помимо всего прочего, эти люди, которые преуспели и достигли власти (причем им охотно помогали одерживать одну победу за другой) благодаря жупелу угрозы коммунизма, вызывавшему сумятицу и раскол в рядах их противников, не могли отрешиться от того, что они единственная альтернатива большевистскому хаосу.
Но в последние дни февраля в Берлине начали осознавать значение решений Ялтинской конференции. Стало ясно, что союзники намерены сохранить единство цели — и этой целью, провозглашенной в Касабланке, была «безоговорочная капитуляция». Последствия были очевидными. Нацистские главари теперь боролись за свою жизнь. С этого момента их приказы сражаться За каждый метр земли несут на себе печать отчаяния, близкого к заклинанию, а война на Востоке вступит в свою завершающую и наиболее ожесточенную фазу.
Когда потрепанные танковые дивизии немцев отступили назад в Померанию, вместе с ними в глубь Германии устремилась масса людей — дети, старики, раненые переодетые дезертиры, иностранные добровольцы, насильно вывезенные из других стран рабочие. Эта кишащая масса людей запрудила дороги и проселки. Немецкая земля, столь долго избегавшая возмездия за грехи своих сынов, стала свидетельницей сцен, напоминавших ужасы Тридцатилетней войны и рисунки Гойи, — насилия, грабежей, бандитизма и вандальских разрушений. Присущая нацистской Германии жажда крови, которая, словно быстро разрастающаяся раковая опухоль уничтожила миллионы людей порабощенных стран обернулась теперь против самой «расы господ». Фольксштурмисты, спешившие к Одеру, видели висевшие на фермах взорванных мостов трупы «мятежников», своих бывших товарищей по оружию, которые были казнены специальными военно-полевыми трибуналами, разъезжавшими по военной зоне и по своему усмотрению выносившими приговоры и тут же приводившими их в исполнение. Каждое дерево на аллее Гинденбурга в Данциге было использовано как виселица и украшено гирляндой повешенных солдат с приколотыми к мундирам картонками: «Я повешен здесь, потому что покинул свою часть без разрешения».
Многие из этих «дезертиров» были школьниками, призванными на службу в части ПВО, которые заглянули на час-другой к своим родителям, чтобы похвастаться своей новой военной формой. Но на их протесты и просьбы не обращали внимания: расистские «тевтонские традиции» требовали уничтожения даже родственников тех, кто, не получив ранения, сдавался в плен.
Уничтожались не только дезертиры. Спекулянты, распространители слухов, люди, запасавшиеся продовольствием, и даже те, кто, сменив адрес, не уведомил об этом гауляйтера, также находились под угрозой смертной казни.
В конце февраля началась оттепель, лед на Одере покрылся трещинами, и через несколько дней неустойчивый фронт группы армий «Висла» получил дополнительное прикрытие в виде быстро текущей широкой реки, а к северу потрепанные остатки 3-й танковой армии Рауса и поддерживавшие ее пехотные дивизии получили временную передышку в связи с начавшейся распутицей.
Гудериан отметил в своем дневнике, что сохранявшийся до сих пор высокий боевой дух эсэсовских дивизий начал падать. Хотя «танкисты продолжали упорно сражаться, целые дивизии СС, используя это прикрытие, отступали вопреки приказам».
Посетив штаб Гиммлера в Пренцлау 18 марта и найдя положение «хаотичным», Гудериан (предварительно договорившись с симулировавшим заболевание Гиммлером) в этот же вечер отправился к Гитлеру и предложил освободить «перегруженного разными должностями» рейхсфюрера СС от обязанностей командующего группой армий «Висла», а на его место назначить генерал-полковника Хейнрици, командующего 1-й танковой армией. Гитлер неохотно согласился.
Но в этот момент резкое ухудшение оперативной обстановки на Восточном фронте, обострив антагонизм среди нацистских руководителей, вызвало очередной раунд увольнений и перестановок.[252] Маршал Жуков, сосредоточив крупные танковые силы — 1515 танков и самоходно-артиллерийских установок, начал 1 марта наступление в Восточной Померании во взаимодействии с не менее крупной группировкой войск 2-го Белорусского фронта. Вскоре советские танки прорвались к побережью Балтийского моря по обе стороны Кольберга и вплотную подошли к Штеттину. Было очевидным, что решающий штурм немецких позиций на Одере не за горами.
252
В марте за поражение в Восточной Померании Гитлер отстранил от руководства войсками командующих 3-й танковой и 2-й армиями. На их место были назначены генералы X. Мантейфель и Д. Заукен. —