«Третий рейх» тоже праздновал годовщину «пивного путча» 1923 года.[133] В мюнхенской пивной «Левенбройкеллер» рабочие старательно украшали зал огромными флагами со свастикой и прочими фашистскими эмблемами. Нервные нацистские функционеры внимательно следили за всеми мелочами. Ожидался приезд почетного гостя — Адольфа Гитлера, который должен был выступить перед своими «старыми товарищами по партии».
8 ноября Гитлер вошел в пивной зал под восторженный рев толпы и пение нацистского гимна «Хорст Вессель».
Одетый в коричневую форму штурмовика с повязкой со свастикой на левой руке, фюрер поднялся на трибуну и произнес пламенную речь. Он пригрозил возмездием Англии за ее воздушные атаки на Германию, высмеял высадку англо-американских войск в Северной Африке и, перейдя к Сталинграду, почти кокетливо заявил:
— Я хотел занять его, и — вы же знаете, мы не любим хвастаться — он практически в наших руках. Осталось всего несколько маленьких плацдармов. Некоторые сейчас говорят: «Почему вы не продвигаетесь быстрее?» Потому что я не хочу иметь второй Верден… а предпочитаю завершить дело небольшими ударными отрядами.
Своды «Левенбройкеллера» вздрогнули от неистовых аплодисментов и криков его приспешников.
Из Оберзальцбурга, куда Гитлер прибыл отдохнуть после своего выступления в Мюнхене, он направил в штаб 6-й армии радиограмму. Указав на трудности, которые принес с собой для защитников Сталинграда начавшийся ледостав, Гитлер подчеркнул необходимость «сделать все возможное, чтобы пробиться к Волге в районе заводов и овладеть этими районами города».
Тем временем генералы Жуков и Василевский, курсировавшие между Москвой и Сталинградским фронтом, завершали подготовку контрнаступления. Они вели рекогносцировку местности, изучали расположение основных сил и общую систему огня противника, намечали цели для артиллерийских ударов, обсуждали с командующими фронтов и армий вопросы тактики и взаимодействия различных родов войск.
15 ноября, когда Жуков был в войсках генерала Н. Ф. Ватутина (Юго-Западный фронт), он получил следующую важную телеграмму от Верховного Главнокомандующего:
«Товарищу Константинову.
Только лично.
День переселения Федорова и Иванова [день наступления Ватутина и Еременко] можете назначить по Вашему усмотрению, а потом доложите мне об этом по приезде в Москву. Если у Вас возникнет мысль о том, чтобы кто-либо из них начал переселение раньше или позже на один или два дня, то уполномочиваю Вас решить и этот вопрос по Вашему усмотрению.
Жуков и Василевский, обсудив подготовку фронтов, решили назначить срок перехода в наступление для войск Юго-Западного фронта и 65-й армии Донского фронта 19 ноября, а для Сталинградского фронта — 20 ноября. Сталин утвердил это решение.
До начала операции «Уран» оставалось 96 часов.
Сосредоточив почти все свои боевые соединения на естественном перешейке между Волгой и Доном с целью захвата Сталинграда, Паулюс разместил большую часть своих баз снабжения и складов на западном берегу Дона, там, где река образует гигантскую излучину, прежде чем снова повернуть на юго-запад к Азовскому морю. Именно этот уязвимый район Советское Верховное Главнокомандование и выбрало в качестве первого объекта своего тщательно подготовленного контрнаступления — операции «Уран».
19 ноября в 7.30 предрассветная мгла между Серафимовичем и Клетской озарилась оранжево-красными сполохами огня, и гром канонады 3500 советских орудий возвестил о начале наступления.
Застигнутые врасплох в своих выложенных соломой траншеях, солдаты 3-й румынской армии с ужасом увидели, как шквал снарядов и мин обрушился на их позиции. Блиндажи и бункеры рушились, погребая сотни людей. Солдаты метались, стараясь укрыться от губительного огня, глохли от оглушительного грохота разрывов. Когда наконец канонада смолкла, румыны услышали зловещий рев танковых моторов — части 5-й танковой и 21-й армий вышли со своих плацдармов и устремились в атаку.
Сквозь туман и снег «тридцатьчетверки» ворвались в оборонительные позиции ошеломленных румынских солдат. Охваченные паникой, румынские солдаты бросили свои окопы и укрытия и побежали. Лишь немногие вступили в бой с советскими танками.
Когда в штабе 6-й армии в Голубинском Паулюс и начальник штаба генерал Шмидт получили первое сообщение о советском наступлении и разгроме 3-й румынской армии, они восприняли его спокойно. Шмидт воскликнул: «Мы сможем выстоять!» Паулюс согласился с ним и отдал приказ 48-му танковому корпусу генерала Гейма, находившемуся в резерве в тылу 3-й румынской армии в 50 километрах юго-западнее Клетской, выступить к месту прорыва.
Уже первые часы наступления армий Юго-Западного фронта принесли русским небывалый успех. Румынские солдаты крупными партиями сдавались в плен, передовые отряды советских танков углубились на десятки километров в тыл обороны противника и приближались к базам снабжения 6-й немецкой армии.
Тактика прорвавшихся подвижных отрядов сбивала с толку и деморализовала немцев. Советские танки появлялись то здесь, то там, обстреливая штабы, уничтожая склады и узлы связи, затем скрывались в туманной дымке и наносили очередной удар в другом пункте. Хлынувшие потоком в штаб-квартиру Паулюса в Голубинском донесения сообщали, что русских видели в 60 километрах южнее Дона, затем в 80 километрах юго-восточнее Дона — повсюду. Истеричные голоса просили у командования 6-й армии подкреплений и указаний.
Дисциплина пошатнулась, командиры частей самовольно приказывали своим солдатам отходить на восток к Сталинграду. Перепуганные угрюмые солдаты не скрывали своего неприязненного отношения к командирам, которые кричали, ругались и грозили военно-полевым судом в попытках восстановить порядок.
20 ноября к югу от Сталинграда три советские армии Сталинградского фронта после мощной артиллерийской подготовки начали второй этап операции «Уран». Через несколько часов фронт 4-й румынской армии был прорван, ее дивизии разбиты и частично пленены, а 4-я танковая армия рассечена надвое.
В штабе «папаши» Гота около Бузиновки усталые офицеры пытались установить связь с рассеянными по степи частями. Посыльные приносили все новые и новые просьбы окруженных полков о помощи. Но Гот был бессилен что-либо предпринять. Румынская армия была фактически уничтожена, а артиллерии и танков не хватало, чтобы остановить противника.
Днем 22 ноября Гот улетел на запад собирать остатки своей разбитой армии. За день до этого Паулюс и начальник штаба Шмидт, получив сообщение о приближающейся колонне русских танков, покинули штаб-квартиру в Голубинском и спешно улетели в Гумрак, а затем в центр связи в Нижнечирской.
Вечером 22 ноября из своей новой штаб-квартиры в Гумраке, куда он срочно вернулся по приказу фюрера, Паулюс направил тревожную радиограмму в штаб группы армий «Б»: «Армия окружена… Запасы горючего скоро кончатся. Танки и тяжелое оружие в этом случае будут неподвижны. Положение с боеприпасами критическое. Продовольствия хватит на шесть дней… Прошу свободы действий… Обстановка может заставить покинуть Сталинград и северный участок фронта между Волгой и Доном…»
Через три часа он получил туманное заверение фюрера, что принимаются меры по организации деблокирующего контрудара. Гитлер пока не решил, как помочь Паулюсу, но был твердо намерен удерживать 6-ю армию на ее прежних позициях. Тем же вечером он покинул свое горное убежище в Баварских Альпах Бергхоф и вылетел в свою ставку в Растенбурге в Восточной Пруссии.
В степи в 50 километрах южнее Серафимовича 48-й танковый корпус вел бои с наседавшими на него русскими танками. Пробиться к окруженным в районе Распопинской румынским дивизиям, все еще продолжавшим сопротивление среди «горящих домов и румынских трупов», ему не удалось. К исходу 23 ноября остатки румынских дивизий капитулировали вместе со своими генералами. Лишь нескольким группам румынских солдат, усеявших трупами обочины дорог, по которым двигались длинные колонны русских танков и автомашин, удалось добраться до расположения частей 48-го корпуса. Собрав свои сильно поредевшие войска, Гейм чудом сумел отвести их на юг за реку Чир. Но через несколько часов Гейм был арестован по приказу Гитлера, обвинившего его в невыполнении отданных указаний об атаке противника в первые критические часы прорыва. Ошеломленный Гейм был отправлен в Германию и предстал перед трибуналом.[134]
133
«Пивной путч» 8–9 ноября 1923 года — неудавшаяся попытка национал-социалистской партии совершить государственный переворот. —
134
Военный трибунал под председательством Геринга приговорил генерала к расстрелу, но в конце концов Гейм был оправдан. Надежды Гитлера и Паулюса, что 48-й танковый корпус может сдержать натиск войск Юго-Западного фронта, были иллюзорны, так как в его состав входили лишь 22-я танковая дивизия, насчитывающая около 45 танков, и 1-я румынская танковая дивизия, имевшая около 100 устаревших чешских танков. —