Крепостническая система стала невыносимой для народа. Россия бурлила, волновалась. Чтобы освободить народ, чтобы пробудить его к сознательной борьбе с крепостничеством, считал Добролюбов, нужно знать народ, знать его нужды, взгляды, идеалы. Это знание мог дать фольклор, причем только подлинный, не искаженный собирателями. Записывая песню или сказку, говорил Добролюбов, нужно обязательно отмечать, как относятся к ней слушатели и
исполнители, нужно показать среду, в которой она живет.
Деятельность П. Н. Рыбникова и следует рассматривать как практическое
осуществление идей Добролюбова.
В свою очередь, под влиянием П. Н. Рыбникова развернул широкую собирательскую деятельность петрозаводский учитель Ельпидифор Васильевич Барсов (1836—1917). Е. В. Барсов записывал и сказки, и былины, и песни — они напечатаны в разных сборниках. Но славу и широкое научное признание принесли ему публикации свадебных, похоронных и рекрутских причитаний, или плачей. В 1872—1885 годах Барсов выпустил «Причитания Северного края» в трех томах. В основе сборника — произведения, записанные от знаменитой вопленицы Ирины (Орины) Федосовой.
Александр Федорович Гильфердинг (1831 —1872) придерживался весьма умеренных политических взглядов. Был он ученым, знатоком славянских языков и литератур. Сегодня имя его было бы известно только специалистам- славистам, если бы не четыре месяца, которые он провел в Карелии...
А началось все с того, что Гильфердинг необыкновенно заинтересовался работой, вернее, результатами собирательской работы Рыбникова. Как знатоку славянского фольклора, ему захотелось самому побывать в Олонецком крае, послушать и записать былины.
Успех Гильфердинга был не менее впечатляющим: он привёз из Карелии 318 былинных текстов!
Рыбников, Барсов, не говоря уже о собирателях XVIII века, все-таки были любителями. А Гильфердинг имел отличную филологическую подготовку. Его записи по точности превосходят записи всех других собирателей. Он более подробно и последовательно, чем Рыбников, описывал условия записи, дал содержательные характеристики всем без исключения исполнителям.
Как писал советский фольклорист Марк Константинович Азадовский, «экспедиция Гильфердинга до сих пор является одним из крупнейших событий в науке. Самому Гильфердингу она стоила жизни: во время работы в Олонецком крае он заболел и там и скончался. Сборник былин вышел в свет уже после его смерти, составив эпоху в изучении русских былин и вообще фольклора».
Потомки воздают должное не только научным результатам поездок Рыбникова и Гильфердинга, но и их мастерству собирателей, необыкновенной
работоспособности, умению вызывать доверие к себе и просто физической выносливости.
Современники пароходов и паровозов, они оказались на Севере в условиях весьма нелегких. Там, например, даже летом пользовались санями, а не телегами (полное бездорожье, болота!). Была в ходу еще и волокуша: две жерди, закрепленные как оглобли и свободно волочащиеся по земле, — отсюда и название. Крестьянин сидел верхом, а поклажа прикреплялась к обеим жердям где-то на середине их длины.
Это теперь каждая бабушка понимает смысл и значение собирательской работы. А прежде между собирателем и сказителем лежала настоящая пропасть. Крестьяне не доверяли собирателю, принимая его за чиновника, барина (чаще они и были чиновниками, господами; Гильфердинг, скажем, имел чин действительного статского советника, что равнялось генеральскому чину). Объясняя, почему не указана фамилия исполнителя одной былины, Рыбников пишет: не спросил фамилии, потому что не хотел пугать его, настораживать.
Невероятно трудным было и само записывание былин: нужно было ведь не просто изложить содержание, а сохранить, зафиксировать на бумаге все самые тончайшие особенности произношения, песенные частицы, растяжения слов, замечания, объяснения исполнителей в ходе пения, их отношение к содержанию былины. Пение продолжалось часами, и долгими часами, весь напряженный, боящийся упустить малейшую деталь, сидел и писал, писал со-, биратель.
Иван Аникиевич Касьянов, единственный из сказителей, оставивший воспоминания о встречах с Гильфердингом, рассказывает:
«...В понедельник поутру явился и размышляю так: что наши уездные господа становые пристава и разные служащие лица весьма гордые, и думал, как явлюсь я к генералу, берет страх и ужас. Затем, перекрестив глаза, и говорю:
«А что господи даст! Если чего и не знаю, да с мужика, так, думается, и не взыщет».
По-видимому, с такими же чувствами шли к Гильфердингу и другие певцы былин. Однако дальше их настроение менялось.
«...Александр Федорович принял меня очень ласково. Но я, видя такое важное лицо, стоял перед ним с дрожащим сердцем. И он, господин, видит во мне перемену и говорит Ефиму Ивановичу (Ефим Иванович — слуга Гильфердинга. — В. Б.): «Налей рюмочку хорошей водки!» Но от которой я отказался, потому что никогда не пивал». Александр Федорович предложил своему новому знакомому чаю. «Когда выпил я, Касьянов, стакан чаю, то поосвежился духом, как будто стало и посмелее. Тогда начал я петь былину о Добрыне Никитиче, а генерал начал сам писать, так очень скоро и успешно, что едва поспеваю я голосом пропевать».
Генерал оказался «человеком очень скромным, смирным и ласковым», и Касьянов вспоминает: «На другой день мне было очень весело».
ОКНО В ТЫСЯЧЕЛЕТНЕЕ ПРОШЛОЕ
«В некотором царстве, в некотором государстве...»
Эти слова — как позывные перед футбольным матчем: только услышишь— сразу знаешь, что дальше будет. Дальше будет сказка.
Сказки бывают разные. Есть волшебные, или фантастические. Тут действуют такие герои, как Баба-Яга, Кощей Бессмертный, чудесные предметы — дубинка-самобойка, скатерть-самобранка, гусли-самоигры. Есть сказки о животных, похожие на басни. Есть сказки бытовые (их еще называют новеллистическими; «новелла» по-итальянски — «рассказ», «история»). В них речь идет о жизни дореволюционной России: о барине и попе, о поповом работнике, о бедном мужике, о ловком солдате. Бытовая сказка, как показывают ее содержание, ее герои, самая молодая. Волшебная сказка зародилась так давно, что... ни в сказке сказать, ни пером описать.
Ну-ка посмотрим сначала: с какими верованиями связана былина и с какими — волшебная сказка. Специалист может найти в былине отголоски дохристианских, языческих представлений. Но в целом былина никаких религий, кроме христианства, на Руси уже не помнит (а христианство было принято в 988 году). В описании Киева всегда упомянуты церкви. Богатыри крест ведут по-писаному, поклон кладут по-ученому; в знак дружбы они меняются нательными крестами (и потому часто называют друг друга крестовыми братьями). В сознании творцов былин татары-язычники всегда противопоставлены киевлянам-христианам. Но не нужно думать, что былины прославляют религию. Когда Илья Муромец разгневался на князя Владимира, вот что он стал делать:
Скоро он натянул тугой лук,
Кладывает стрелочку каленую,
Стрелял он тут по божьим церквам.
По божьим церквам да по чудным крестам,
По тыим маковкам золоченым.
И это нисколько не осуждается былиной.
А сказка... В некоторых сказках есть такие персонажи, как Солнце, Месяц (Месяц Месяцович), Ветер. Как их нарисовать? Есть ли что-то человеческое в их облике?
Дедушка-Водяной, говорят ученые, — древний хозяин воды. Баба-Яга — хозяйка леса, хозяйка лесных зверей. Эти образы (как и образы былинного Святогора) ведут нас к представлениям первобытных людей, которые одушевляли, очеловечивали все стихии, все силы природы.
Первобытные люди почитали зверей и птиц. Они думали, что каждое племя, каждый род происходит от какого-нибудь животного предка. Такому животному (его называют тотемным, а такие верования — тотемизмом) поклонялись, приносили ему жертвы. Сами наименования племен и родов часто указывают на их тотемного предка, покровителя.