Самый устойчивый элемент произведения — сюжет. В сюжете-то как раз и угадывается старая основа: связь с древнейшим занятием славян — бортничеством.
Сказки этого типа сохранились и до наших дней. Но теперь герой обычно просто попадает в яму, в дупло и выбирается оттуда, схватившись за хвост волка или медведя. Причина, по которой герой попадает в дупло — поиски меда, — уже забыта...
В 1947 году в новгородской деревне Заозерье мы с моим товарищем, в то время тоже еще начинающим фольклористом, услышали одну веселую сказку «Вот однажды...» А сейчас, перечитывая сказку Герасимова, я вспомнил и ту, что рассказал нам заозерский старик Михаил Карпов.
«Вот однажды шел я с Петрограду пешком со своим пестрым мешком. Одежина была плохая. Ночевать проситься совестно...»
После разных приключений герой оказался в лесу («Лес большой»). Там его разбойники засадили в бочку из-под рыбы.
«...Приходят волки, кругом бочки стали ходить, как тут рыбный дух идет. А в бочке гвоздь был большой. Вынул я его. Тогда один волк положил лапу на бочку, схватил я его за лапу; вот он тут пошел, а бочка то об дерево, то об пень. А я держу его. Потом бочка рассыпалась. Тогда я пустил.
А куда идти — не знаю. Шел, шел, думаю: «Залезу на дерево, посмотрю — может, увижу край». Вот лез, лез, лез. Осина толстая. А влез я высоко, а осина была с дуплом. Я ошибился, и прямо в это дупло, и по самый этот корень въехал. «Ну, теперь, — думаю, — пропало. Не вылезти».
Слышу, приезжают мужики резать дерево на ульи для пчел. А для пчел надо пустые стволы. Стали они обухом бить по деревьям. В аккурат по этому стукнули.
— А вот, — говорят, — пустое дерево, надо срезать.
Резали, резали, стали до ног подрезать. Я понемногу на локти поднимусь, а заморюсь — стану на пилу.
Тогда они говорят:
— Зажало ветерком. Надо клин вбить.
Покуда они клин вбивают — я отдохну, да на локтях опять подтянуся.
Срезали они осину, повалилась осина; она валится, остался я на пню...
Тогда эти люди испугались, да бежать».
И Михаил Карпов, и Дмитрий Герасимов рассказывают сказку одинаково: как быдь; хочешь верь, хочешь нет. И тот же древний сюжет, только сильно изменившийся за эти 450 лет, как бы распавшийся на два отдельных эпизода: первый— человек спасается с помощью животного и второй — человек попадает в дупло...
В волшебных сказках, где действуют разные чудовища вроде девятиголового змея, где герой добывает для царя жар-птицу, или коня золотогривого, или свинку — золотую щетинку, только Баба-Яга говорит:
«Фу-фу, русским духом пахнет!»
А так-то в общем Руси, России, русской Земли нет. Чаще упоминаются какие-то условные страны, даже не имеющие названия: «В некотором царстве, в некотором государстве...», «В тридевятом царстве, в тридесятом государстве...» (счет-то какой удивительный!).
Герой в этих сказках легко переходит из одного царства в другое, становится царем не там, где он родился, не на родине.
Но все-таки возникает ощущение, что народ в сказке один, язык один. Только это не Россия XIX или даже XVIII века, а куда более древняя Русь периода феодальной раздробленности, когда что ни город, то свое и княжество. Князья часто переезжали из одного города в другой, из одного княжества в другое.
Есть в волшебных сказках и нерусские государства. Они всегда находятся за морем и называются заморскими. «Заморское» в сказке — синоним иностранного: заморская царевна, заморские вина.
Итак, в сказках этого типа нет представления о родине, о России, нет чувства родины, нет идеи патриотизма. Нет по одной простой причине: сказка возникла так давно, что еще и государства-то не было!
А теперь возьмем былину. Почти в каждой из них не просто упоминается Киев, Русь, русская земля. Герои-богатыри (исключая Святогора — и мы уже знаем почему) сделали целью всей своей жизни служение этой земле, Руси. Былины пронизаны благородными идеями патриотизма. Былины родились позднее волшебных сказок.
Что это за диво дивное, чудо чудное — наука?! Как это ей удается так далеко и глубоко видеть... По обломку кости, по одному зубу палеонтолог
восстанавливает облик животного, умершего миллионы лет назад. По остаткам фундамента археолог не только способен представить, как выглядело здание (между камней остатки пепла, — значит, был второй этаж — деревянный), он может рассказать, какой народ его строил, как жили в нем люди, какое у них было хозяйство и какой социальный строй. По годовым кольцам современных, старых и ископаемых деревьев метеорологи установили, как менялась погода, какой климат был на Земле в последние 10000 лет. Они построили схему изменения толщины годовых колец по разным географическим поясам и теперь, приложив к этой схеме рисунок годовых колец любого куска дерева, любого бревна из древней постройки, могут точно определить, когда оно росло (например, «новгородская шкала» ведет отсчет с 953 года). Языковед по одной надписи может понять основы грамматической системы исчезнувшего языка. А вот фольклористы, историки, этнографы с помощью обыкновенной, привычной с детства сказки заглянули в такие дали дальние, что дух захватывает...
Давно забыты не только древняя первооснова сказки— жизнь и представления первобытного человека, но и позднейшие наслоения эпохи феодализма и капитализма. Князья, цари — все стало далеким прошлым.
Все другое! Другая жизнь идет на нашей советской земле. А сказка живет.
Передача для детей! Ребята сидят у телевизора и смотрят, как^лпагает печка, как по щучьему веленью, по Емелину хотенью за одну ночь возводятся удивительные дворцы. Пусть Щуке 10 000 лет и она родственница Ворона Вороновича, Сокола и других птиц и зверей, которым когда-то поклонялись люди, — ее прекрасно понимают дети XX века. Отпустил ее Емеля на свободу, не обидел — она в благодарность дала ему могущество. Самый обиженный в семье побеждает злых и жадных. Справедливость и правда восторжествовали.
В новогодние праздники мы повсюду видим Деда-Мороза. Да, это тот самый Морозко, Мороз Красный нос, страшный владыка холода. А в сказке — мы тоже хорошо ее знаем — Морозко с сочувствием отнесся к сироте, которую мачеха выгнала на погибель. Заботливая и трудолюбивая девочка понравилась ему. Он не только сохранил ей жизнь, но и щедро наградил. Злые, ленивые, жадные мачеха и дочь ее наказаны. И здесь побеждает самый слабый, самый обиженный.
Древняя сказка и сегодня учит добру, справедливости, верности, отзывчивости.
И былина, когда мы ее читаем, хоть и давно она сложена, волнует нас своим содержанием, мы восхищаемся подвигами героев, живших до нас; их переживания, как бы далеко ни ушли мы от тех времен, понятны нам, заставляют биться сильней и наши сердца. И дореволюционная частушка, если она веселая, веселит нас, а если грустная — делает нас грустными.
Народное художественное слово, как и старое искусство письменного слова — литература, навсегда останется с нами.
Но это еще была не сказка,
а присказка.
Сказка будет завтра после обеда,
поевши мягкого хлеба.
А еще поедим пирога —
да потянем бычка за рога...
СКАЗКА ПРО БЕЛОГО БЫЧКА
Какой же из жанров старого фольклора лучше всего известен людям середины XX века? Пожалуй, сказка.
Сколько разных фильмов-сказок можно увидеть в кино, по телевидению — и простых, и цветных, и мультипликационных. В театре — балет-сказку, пьеса-сказка, опера-сказка. Сказки чуть ли не каждый день передают по радио. А теперь у нас в Ленинграде, как и в некоторых других городах, ребята могут послушать сказку даже по телефону. Стоит только нужный номер набрать.
Вспомним свою книжную полку. Самые растрепанные, самые заслуженные, самые любимые первые наши книги — сказки. Мы их чуть ли не с рождения наизусть знаем. Читать не умели, а уже водили пальцем по строчкам, по картинкам и всем желающим и нежелающим рассказывали: