С ячменем усатым,
Со просом, со гречею,
С калиной-малиною,
С черной смородиною,
С грушами, со яблочками,
Со всякой садовинкой,
С цветами лазоревыми,
С травушкой-муравушкой!
Все в этой веснянке перечислено, что нужно крестьянину, ничего не забыто.
Под Новый год жители деревень, чаще молодежь, наряженные (их и называли ряжеными) ходили из избы в избу и пели колядки—песни с пожеланиями прожить наступающий год в достатке, чтобы хлеба было много, скота. В колядках тоже, как и в свадебных, величальных, действительность приукрашивается, идеализируется, здесь тоже рисуется необыкновенное богатство, изобилие (огромный двор, красивые постройки), говорится об угощении. И то же самое пожелание, заклинание: чтобы был обильный урожай.
Ходили-гуляли колядовщики,
Искали-поискали Иванова двора.
Иванов двор на семи верстах,
На семи верстах, на восьмидесят столбах.
Возле этого двора растет шелкова трава.
На каждой травиночке — по ленточке,
На каждой ленте — по ниточке,
На каждой нити — по жемчужинке.
Выходила Марья Ивановна,
Собирала жемчуг себе на серьги.
Коляда, коляда, подай пирога!
Не подашь пирога — отворю ворота!
Подашь пирога — будет рожь часта,
Будет рожь часта, обмолотиста,
Будет с колоса по хлебу, с зерна по пирогу!
А в песнях необрядовых, бытовых все обыкновенно. Наверно, эти песни имеет в виду поговорка: «Сказка — складка, песня — быль».
Тут чаще говорится о тяжести жизни, о разлуке, о насильственном браке, о несчастной судьбе женщины.
У песен в сравнении с былинами более свободная форма, а песенных зачинов гораздо больше, чем былинных. Но почти каждая песня начинается с изображения природы.
Наступает зимушка да холо...
Ой холодная со снежком зима.
Зимой реченьки-то у нас заме...
Ой замерзнут,
И с ручеечков водица не побежит.
А дальше речь идет о человеке, о его переживаниях.
В чужих людюшках, ох людях рано будят,
Ой да на работушку сгонят до зари,
Ой да на тяжеленьку погонят до росы.
Ой да от работушки рученьки болят,
Болят рученьки, болят-то плечи,
А ой да от заботки буйная голова.
«Этот стон у нас песней зовется», — очень точно сказал в свое время Некрасов.
Исполнены глубокой тоски и рекрутские песни. Редко кто возвращался домой после тяжелой 25-летней службы.
Вы прощайте-ка, девушки наши расхороши,
Ой да нам теперьче видно что не до вас,
Ой да во солдатушки молодцев везут нас.
Везут лесоньком, везут темным,
Ой да все дремучим корбицким островам.
Резвы ноженьки скованы во железонька,
Белы рученьки замнуты во замках.
А девушка пела: «Ой да куда ни пойду со горюшка, ой да всё горе-то, печаль со мной...»
В песнях, как и во всех других жанрах фольклора, можно найти остатки седой древности.
Даже в современных записях обрядовых песен обнаруживаются следы верований первобытных людей: поклонения солнцу, земле, почитания предков.
Заря моя, зорюшка!
Что ты рано взошла?..
Теперь мы все это воспринимаем лишь как поэтический прием. Когда-то люди одушевляли, очеловечивали стихии природы.
А, например, во многих необрядовых песнях речь идет о подарке: девушка дарит парню перчатки или платок, или герой песни просит такой подарок, или сам дарит девушке колечко. Нередко эти подарки изготовлены самим дарителем.
Оказывается, в давние времена считалось, что подарок собственной работы как бы соединяет того, кто дарит, с тем, кого он одаряет. Подарок поэтому без слов выражает отношение одного героя песни к другому. (И сегодня так! Разве станем мы делать подарок человеку, который нам не нравится?..)
В обрядовых и необрядовых песнях часто говорится о том, что герой или героиня видит сон. Это сон вещий, он как бы предсказывает в будущем горе, разлуку или, наоборот, радость, встречу. Вот, например, свадебная песня, записанная в Ленинградской области. Она целиком построена на изложении и толковании сна.
— Мне в ночи, родная матушка,
Мне в ночи мало спалося.
На заре приуснула я,
Нехороший сон видела:
Что пустая хоромина,
Углы прочь отвалнлнся,
По бревну раскатилися;
На печище котище лежит,
По полу ходит гусыня,
А по лавочкам ласточки,
По окошечкам голуби,
За окошечком — сизой орел.
— Ты дитя ль мое, дитятко,
Ты дитя ль, чадо милое,
Уж как этот сон я расскажу,
По словам его распишу:
На печище котище лежит —
Это твой свекор-батюшка;
По полу ходит гусыня—
Это лютая свекровушка;
По лавочкам ласточки —
Это милые аоловушки;
По окошечку голуби —
Это братцы-девёрьюшки;
За окошком сизой орел —
Это твой нареченный муж.
Среди песен, которые и сегодня еще можно услышать в народе, есть очень старые крестьянские песни, такие приблизительно, которые были приведены выше.
Есть песни более новые. Их так и называют: новые народные песни. Они возникли в конце XIX — начале XX века. Это, скажем, известный «Кочегар» («Раскинулось море широко»), «Александровский централ» («Далеко в стране иркутской»; централ — тюрьма), «По Дону гуляет казак молодой», «По диким степям Забайкалья».
С конца прошлого века, когда на арену истории вышел российский рабочий класс, все большую популярность стала приобретать и городская пролетарская песня, песни-марши, рабочие гимны, революционные песни. Они проникнуты бодростью, зовут к активным действиям, к борьбе. Авторами этих песен были революционно настроенные интеллигенты, ссыльные, пролетарские поэты. Иногда нам даже известно имя автора.
Эти песни и сегодня знают многие люди: «Есть на Волге утес, диким мохом оброс» (слова А. А. Навроцкого), «Отречемся от старого мира» (слова П. Л. Лаврова), «Замучен тяжелой неволей» (слова Г. А. Мачтета), «Смело, товарищи, в ногу» (слова Л. П. Радина) и другие.
Новые песни, как и стихотворения, имеют более четкую рифмовку, определенный размер.
Зачастую они и создавались как стихи — на бумаге. А мелодия нередко использовалась уже готовая, известная.
Развитие песенного творчества народа соответствует движению самой жизни.
По мере роста рабочего класса рос и его творческий вклад в фольклор. Заметно усилились, умножились городские элементы в песне — и в ее содержании, и в форме. Медленно, но неуклонно происходило сближение устного творчества с письменным, фольклора с литературой.
Закрепление текста на бумаге, распространение грамотности привели к тому, что многие песни стали исполняться в том виде, как их написал автор, число вариантов, связанных со стихийной, бессознательной переработкой произведения, уменьшилось. Теперь, если появлялся новый вариант, он появлялся в результате сознательного желания приспособить текст к новым обстоятельствам, в результате сознательного творчества.