Фраза про маленьких оказалась верна — мы с ним были одного роста. Худая шея болталась в воротничке рубашки не по размеру. На узком лице видна редкая светлая щетина, отросшая с утреннего бритья. Но порезов — следов неумелого обращения с бритвой — нет, значит, парень либо сын брадобрея, либо просто сам по себе мелкий, а не подросток. Нос расквашен, губа разбита. Придется жертвовать носовой платок, а жаль — я уже придумала, как буду тихо в него рыдать по безвременно почившему «мужу».
— Парень, давай, поднимайся. Такие жлобы обычно быстро приходят в себя. Тебе, кстати, повезло — отделался малой кровью. Каким способом отбивался? — протараторила я, а в ответ тишина. — Эй, он тебе кадык не сломал, а то ты молчаливый какой-то?
— Я… Бокс… Боксировать пытался, — проговорил парнишка с тяжелыми паузами. Похоже, у него проблемы с легкими.
— Боюсь, бокс — это все же не твое, там дерутся бойцы одной весовой категории, — подаю ему платок. — У тебя кровь. Посмотри на нас с тобой — мы два гнома, любой будет выше и тяжелей.
Краем глаза замечаю, что бугай начал шевелиться.
— Слушай, у меня к тебе предложение заключить договор. Ты ведь местный? — парень кивнул, не поднимая глаз. — Тогда я покажу тебе, как можно справиться вот с таким мешком, а ты приведешь меня к меняле. Хорошо?
— Меняле? — нахмурил брови.
— Меняла, меняла. Ну, можно ростовщика, ювелира или ломбард. Есть ведь поблизости?
— Д-да… в двух кварталах отсюда, на Брайтон-Бич, — прогундосил, прижимая белую ткань к носу.
— Тогда давай руку, — холодные пальцы осторожно взяли мою ладонь. — Да нет же, обхвати запястье и покрепче, мой хладнокровный друг.
Похоже, я его смущаю. Он до сих пор не глядит прямо перед собой, смотрит то в сторону, то в район моего плеча, то на кряхтящего мордоворота. А время не ждет. Пора заключать мой первый договор в этом Мире, связать себя с ним ниточками обещаний и действий — тогда точно не выкинет обратно, как инородный предмет.
— Начнем. Я обещаю тебе показать, как можно победить противника больше тебя, а ты проводишь меня к меняле. Договорились? — смотрю на него в упор. Ну же, соглашайся!
— Договорились, мисс, — сказал он чуть тверже и все же посмотрел мне в глаза.
Тот, кто сказал, что глаза — зеркало души, был чертовски прав. Последний раз подобное я видела у Первородных детей Эру. Его душа полыхала, как весенний костер, дух был тверд и прозрачен, как кварц. Глаза — безмятежное небо. И все это в тщедушном теле, как насмешка судьбы.
— Тогда смотри и слушай, — мне удалось сбросить наваждение как раз вовремя — бугай поднялся и был весьма зол.
— Ты охуела, ебнутая сука? — начал он накручивать себя. А потом рванул в мою сторону.
— Первое. Не стой на месте, — сказала я, пропуская тушу мимо себя. Так, а вот и кулаки в дело пошли.
— Второе. Используй силу, массу и инерцию противника, — ушла в сторону от летящего в лицо кулака, перехватила за запястье и потянула дальше, приложив пинка для надежности.
— Добавить от себя тоже не возбраняется, мой друг.
Мужик снова впечатался в стену, но, видимо, был готов к такому раскладу, потому как только пару раз по-звериному потряс головой и повернулся уже с ножом. Бля. Мой-то на дне сумки лежит. Спрятала, чтобы не потерять, ага. Раны так быстро, как раньше, заживать не будут — я еще недостаточно породнилась с этим миром, да и первый договор разрывать нельзя — иначе шарахнет откатом так, что небо с овчинку покажется. Теперь все внимание — на нож.
Не надо было мне хвастать и выставлять себя гуру боев, силы прежней все равно нет. Наблюдая за ножом, я упустила из виду вторую руку. Кулак которой и прилетел мне по губам. Вот тут я разозлилась по-настоящему. На психах перехватываю руку с ножом и бью сапогом по голени, жлоб шипит от боли и хватается за ногу. Отлично, теперь мы на одном уровне. И к черту пощаду и конспирацию.
Ударить головой в лоб, выкрутить и выкинуть нож из рук и добавить коленом в бок. Пока не очухался — кулаком в ухо. Удар локтем с другой стороны. Коленом в солнечное сплетение, благо платье и пальто ниже пояса не застегнуты и не мешают. И раз согнулся еще больше, то получай ногой по голове и уходи в нокаут. Это за губу, за нож и за «суку», засранец. Ибо нефиг маленьких обижать! Кстати о маленьких, про своего должника я прямо-таки немножечко забыла. И, похоже, у него ступор. А мне надо выкручиваться, пока он не сбежал.
— Ну-у-у… Вот как-то так и можно победить противника выше себя, — не получается у меня невинно мямлить, по глазам его вижу. — Ладно, давай здесь закончим, и ты отведешь меня, куда обещал. Договор ведь в силе?
— Да, мисс… ЧТО ВЫ ДЕЛАЕТЕ?! — это он так реагирует на то, как я подхожу к бугаю с отобранным в честной схватке ножом.
— Спокойно, никто его резать не будет, грех убийства на душу не возьму, — успокаивающе поднимаю руки. Жаль, впечатление портит финка в кулаке. — Просто сделаю так, чтобы он за нами не пошел. — срезаю ремень и завожу лезвие за пояс брюк. Под судорожный вздох парнишки распарываю ткань от пояса до конца штанин.
— Видишь, он не умер. Никто его не убил и даже не покалечил. А вот он нас мог, — проверяю лезвие на остроту. — Таким ножом даже кости рассечь можно. И этот хам нас жалеть бы не стал… Ну скажи хоть что-нибудь, пока я себя чудовищем не почувствовала.
— Я думаю, нам пора на Брайтон-Бич, мисс, — подобрался и подал мне локоть. Истинный джентльмен, хоть и видно, что храбрится из последних сил.
— Тогда подожди немного, я соберу вещи и трофеи, — стянула с разрезанного ремня пустые ножны, вещмешок на плечо, нож спрятать поближе, во внутренний карман пальто. — А теперь пойдем — наш уставший друг начал приходить в себя.
Мой должник был смущен, моя рука дрожала на его предплечье после адреналина, и выглядели мы, как две малолетки на первом свидании. Вот так, под ручку, мы и покидали этот закуток. Выход из подворотни весьма удачно закрывал припаркованный грузовик, оставляя место между бортом и стеной ровно настолько, чтобы смог пройти человек. Подходя ближе к машине, я спросила шепотом:
— Нам налево или направо?
— Налево, — ответил мне так же тихо.
— Нам направо, давай быстрей, — почти прокричала я, чтобы бугай точно услышал.
— Зачем это? — мой спутник был в явном недоумении.
— Ну как зачем? У таких личностей, как вон тот, всегда бывает пара-тройка таких же чудесных друзей. А мы с тобой, как бывалые лисы, заметаем следы, — с хитрой улыбкой я протянула руку. — Давай мой многострадальный платок, надо оставить ложную подсказку.
Чистым уголком стерла кровь с губы и бросила его на тротуар, чтобы тут же развернуться и под прикрытием грузовика потащить парнишку в нужную нам сторону. Уловка, может, и не была нужна, но почему бы не повеселиться?
40-е годы в чем-то прекрасны. Небо не задушено смогом, люди проще, а рекламы меньше, как и машин на улицах. Война, что идет сейчас за океаном, уже год поглядывает в прорехи мирной жизни лицами Дяди Сэма с плакатов и мундирами солдат, что не могут нагуляться с девчонками перед отправкой на фронт. Девушки вертят замысловатые прически, впархивают в платья и улыбаются своим кавалерам, как в последний раз. Везде широкая американская улыбка на 32 зуба и смех — гуляют люди, пока и в помине нет кабельного ТВ и интернета. И только мы с должником медленно плетемся, серьезные, как пациент перед наркозом. Оба хороши и нелепы: он — зажатый хиляк в слишком просторной одежде, а я — мрачная ворона с черным кривым тюрбаном вместо изящной шляпки. Мандраж прошел, и уже целый квартал меня тяготит неловкое молчание. И то, как парнишка изредка посматривает на мою руку, лежащую на его локте. Неужто жалеет, что проявил такт, а передумать — стыдно? Не везет тебе, Аста. Первый человек, с которым ты заговорила, надеется от тебя поскорее избавиться. Обидно, да!
— По кому вы носите траур? По родным? Явно не по мужу — у вас нет кольца, — решает он нарушить тишину первым — теперь ясно, что он там высматривал.
— Не все то траур, что черное, да и по кому мне его носить? У меня родных толком и нет, вернее, вообще нет. Только друг, но он так просто не умрет, так что мне можно даже не придумывать речь над могилой. А почему ты спрашиваешь? Потерял кого-то?