…Каждый день по заре начинает
И закончит уже за закат.
Ей неведомы рамки, желанья,
Ей неведомо слово — опять…
— Я лишь сделал так, как ты пожелал, — почти равнодушно выговаривал мне «брат» Вижена, не двигаясь с места. — Она свободна ото всех оков и начнет жизнь с чистого листа, без груза прожитых лет. Астрель ушла на перерождение, Стивен Грант Роджерс. Смирись с этим.
Проклятия вечной жизни больше нет. Уничтожено по моему неосторожному желанию. Я стал причиной смерти кошки, что рассказывала мне сказки и танцевала в живом северном сиянии. Астрель, взявшая себе имя исчезающей в сумерках принцессы, исчезла окончательно.
…Ей неважно, мы живы иль были,
У нее нет морали основ.
Мир, который однажды сложили,
Для нее лишь дорога цветов…
Что же я наделал…
====== Глава 48. Катарсис на дороге цветов. Часть 2. ======
POV Стив Роджерс.
— Может все-таки заглянешь в мою группу? — Уилсон в который раз «ненавязчиво» задал вопрос, двигая по столу чашку чая, но у него не слишком получалось быть «ненавязчивым». — Хотя бы в статусе моего прославленного друга. Участники будут рады увидеть легендарного «Кэпа». Им нужна встряска.
— Сэм, спасибо, что пытаешься, но мой ответ — нет. Я в порядке, — откинулся на спинку стула, с усилием изобразив спокойствие.
— Наглое вранье, — припечатал Баки, скривившись после глотка из своей чашки. — Слишком много печали и горечи в простом отваре… Ну да, чай для меня теперь тоже «отвар». Стив, раз в тебе начала просыпаться сила, то ты не должен лгать, иначе…
— Я в порядке! — с грохотом опустил кулак на стол, отчего жалобно звякнули чашки и чайные ложки. — Та… всемогущая тварь ничего мне не сделала. Не прокляла, не покалечила, а просто пожала плечами и исчезла. Я в порядке.
— Но не в норме, — старый друг из сороковых больно уколол в самый центр, а потом начал водить пальцами по своему широкому браслету с новым узором. — Долгое время он был простой полоской золота на запястье, но после недавних событий и основания мной магической школы изменился. Знаешь, что это? Не говори, что цветочки, шипы и ягодки — даже Эмма и Стрэндж не стали так шутить. Это терновник.
— И что это должно мне сказать? — с якобы беспечным видом отпиваю из своей чашки, и простой Эрл Грей отдает дикой горечью. Обычное дело в последнее время, но я уже привык. — Сержант Барнс, если вы не забыли, то мои познания в символах и травах весьма отрывочны.
— Это обозначает, «капитан Роджерс», защиту от невзгод и зла, — сдул с лица прядь и поднес ближе к моим глазам браслет. — И это значит, что ты опять ведешь себя как слишком гордый мальчишка, которого бьют в каждой подворотне. Нужно это тебе или нет, но я снова вытащу твою задницу из неприятностей и запихну в класс к профанам, где ты будешь сидеть за одной партой с малышней и писать конспекты. Это тебя взбодрит, а потом можешь малевать свои рисуночки и страдать от тонкой душевной организации сколько влезет. Ты меня понял?
Баки подорвался из-за стола и смерил меня взглядом, в котором была видна… жалость. С тех самых пор, как сыворотка суперсолдата влилась в мои вены, никто так не смотрел на меня.
— Не знаю, подействует ли, но… Меня зовут Джеймс Бьюкенен Барнс, а также называюсь Баки, и если тебе всё-таки понадобиться помощь, то ты можешь позвать меня. И я постараюсь услышать тебя отовсюду, — короткая дрожь пробежалась по позвоночнику. — Приходи в себя, Стив. Жизнь не стоит на месте. И твое участие ей нужно.
Наглая ложь! Или правда… Ведь я сам решил остановиться. Даже не пришел на церемонию прощания с Астой — она для меня все еще жива, и я не хотел стоять в одном ряду с другими, опускающими в могилу у волшебной яблони пустой гроб, и выплескивать на землю вино. Тони заехал ко мне и с обычной иронией пересказал, как натужно шутили на похоронах Мстители, лирим, эльфы и гномы, провожая в последний путь кошку-кузнеца, от скуки написавшей завещание: «Всем веселиться, нажираться винищем и травить пошлые анекдоты, шлепая по жопе соседа слева». Никогда непристойности не вызывали во мне столько боли.
Кажется, что прошла сотня лет с того вечера, когда постаревшая Пегги поправляла завитые по старой моде седые волосы и говорила мне, что умереть на войне так же страшно, как и оказаться тем, кому приходят похоронки. Ведь по-хорошему тебе все будут советовать жить за двоих, а сил для этого ты найдешь не сразу. Будешь оглядываться и окликать умершего человека, забыв о том, что его больше нет. Ставить на стол две чашки и насыпать столько ложек сахара, сколько обычно добавлял себе в напиток дорогой человек. Просыпаться со словами «доброе утро», но видеть холодную половину нетронутой кровати. Проветривать комнату чаще, будто кислородом дышат два человека, а не один. Действия по инерции, словно он еще жив и вот-вот прошаркает на кухню, заплетаясь в сонных ногах.
У знаменитого Капитана Америка, человека без страха и упрека, не хватило решимости прийти в Мир Двух Солнц, который пропитан силой и неистовством одной девушки с хвостом. Я лишь раз встал на пороге двери, ведущей в беседку во дворе разрушенного дома, когда меня захлестнула тоска, словно на одно мгновение я испытал чувства пса погибшего хозяина, и эта скорбь не только моя. Сквозь проем были видны светила, старый лес и начавшая увядать трава — в наш Мир пришла первая за долгое время осень. Порог я был не в силах переступить, но дверь оставил открытой, и из нее потом крадучись пришли Харли с Пушком. Просто в одно утро я проснулся от того, что под боком свернулся черно-желтый полоз, а немного подросший восьминогий жеребенок устроился у кровати, положив тяжелую голову в ногах. Все попытки выгнать их хотя бы во двор потерпели крах — каждый вечер перед сном в спальне из клочков тени появлялся сын Слейпнира с полозом на спине и со вздохом складывал восемь ног, чтобы тереться бархатным носом о колени и прикрывать блестящие темные глаза, когда я треплю его за ушами.
Я не один, и многие пытаются мне помочь. Но я все равно будто в непроницаемом коконе и просто киваю, неловко улыбаясь в те моменты, когда от меня этого ждут — они родных не потеряли и могут с полным правом праздновать победу, как Тони или Бартон с Наташей и Брюсом. Ванда с Виженом и Пьетро держатся от меня подальше, ведь мне очень сложно держать себя в руках при виде ставшего человеком андроида, так похожего на одну всемогущую тварь, которая извратила мою просьбу, а потом ушла странствовать по другим планетам. Я теперь живу затворником и только несколько раз вышел перед журналистами по просьбе Фьюри и Росса, но на этом и всё — война окончена, Капитан Америка пока не нужен и убран в дальний угол, чтобы не мозолил глаза. Мне вернули звание, за счет правительства США сделали ремонт в нашем… моем доме, даже публично оправдали всех опальных Мстителей и официально принесли свои извинения за поспешный Заковианский договор. Статьи с приторным и пафосным тоном, которые выпускают на своих страницах «таблоиды», совсем недавно поливавшие нас грязью, ничего не написали о Асте, будто ее никогда не существовало. Лицемеры, из-за которых я чуть не стал убийцей — им просто не хватало материала.
Весной, после довольно быстро утихшего ажиотажа я начал выезжать в город, приобретя через Старка новый мотоцикл — продукты сами себя не купят, да и часто просто обедал в разных кафе, перед этим надев темные очки и кепку. Иногда я даже будто слышу родной голос, который выговаривает мне: «Анонимность и маскировка, Стивен!», но это лишь воспоминания, ведь под конец Аста отказалась даже от иллюзий и раскраски лица, выходя на задания в природном виде. Я вспоминал ее в тихом кафе у башни Старка, и перед этим с каким-то мазохистским порывом зашел в цветочный магазин, увидев в витрине скромный букетик с «могильными» цветами. Я часто кидал взгляд на перевязанный стебельком барвинок, лежащий на простой пластиковой столешнице, зарисовывая на бумагу момент, когда моя Астрель пальцем наносила на кожу ломанные линии и точки перед крохотным зеркальцем в кабине квинджета. Точные и уверенные поначалу карандашные линии потеряли свою твердость, под конец размашистой штриховкой оформляясь в тени под сощуренными глазами, складку над вздернутой бровью и в ребристые рога. Нарисовал даже черное пятнышко на остром кончике покрытого чешуей уха — в раздумьях она постоянно его чесала, забывая об испачканных пальцах.