На рассвете мы засыпаем песком угли, Аста заматывает обратно свой тюрбан, просит проводить ее на вокзал. Уже стоя возле автобуса, заводит разговор.
— Всегда хотела побывать на Севере. Посмотрю, что там за люди живут.
— А может, останешься? — в ответ мне грустная улыбка.
— Нет. Я и так задержалась. Думала, что вчера вечером поеду.
— Почему же тогда не уехала?
Смотрит, как будто хочет разглядеть за зрачками душу.
— У тебя глаза, как безмятежное небо. Я их запомню, Стивен, — губами касается небритой щеки, а подсохшая корка от ранки царапает кожу. — Это тебе на удачу, бро.
Вот сейчас уедет, и я ее больше никогда не увижу. Опять я не у дел.
— А знаешь что, дай мне руку, Стивен Грант Роджерс, — хватает меня за запястье, а я сжимаю в ответ. — Если мы встретимся еще раз, то я пойду с тобой в кино или куда позовешь. Обещаю, — кожу под пальцами покалывает, как от электричества.
Так в ноябре 1942 года я в последний раз видел странную девушку Асту. Дома я нарисовал ее, как запомнил. Освещенная костром, смотрит в небо, твердо стоящая на ногах, волосы откинул назад морской ветер, в руке дымится трубка с табаком. Баки долго смеялся и говорил, что я, видимо, выпил слишком много и просто придумал ее от скуки.
А в апреле 1943 я стал участником операции «Перерождение».
====== Глава 2.Три имени и Старый Филин. ======
Я ошиблась. Война, развязанная Германией, не моя. Душа Мира подавала настойчивые намеки не лезть, куда не просят. Еще на пляже при мысли рвануть в порт и пробраться на грузовое судно, следующее в Старый Свет, мне в лицо чуть не врезалась ворона. Потом воробей на набережной. А когда на одной из улиц Бруклина на меня чуть не насрал голубь (вестник мира, блин), я все же оторвалась от планирования маршрута на фронт. Наглая птица, хлопая сизыми крыльями, приземляется на деревянную статую индейца у табачной лавки. Может, это намек?
На вокзале стою около огромной карты, пока Стивен отошел на минутку. Крупные города, конечно, хороши, чтобы затеряться, но слишком шумные. Да и рано мне пока жить в них. Там, на пляже, проливая вино, я почувствовала отклик. Как будто мать легко погладила по голове, проходя мимо. Придется дичать и жить в глуши, желательно рядом с какой-нибудь сектой — всегда можно будет сделать вид чудачки, что ушла в затворницы на почве мистики. Что ж, поживу на природе.
На соседней стене ярким пятном висит реклама заповедника Сагамок. Хм, это ведь на канадской стороне Великих Озер. Еще лучше — обвешаюсь бусами и амулетами, прикинусь сумасшедшей белой скво, и меня очень быстро перестанут принимать всерьез.
В кармане лежит билет до пограничного Буффало, там пересеку границу и сяду на автобус до Большого Садбери. А дальше на попутках. Злых водителей можно уже не бояться — прежняя сила потихоньку начала возвращаться. Пока мой бро не видел, я бросала в огонь куски сыра и хлеба как подношение. Сгорали они почти мгновенно, не оставляя даже пепла. А у меня тем временем во время эмоционального подъема опять начали бесконтрольно чесаться зубы и уши. Пришлось на всякий случай подпоить Стивена, чтобы он ничего не заметил. И, видимо, у меня это получилось, потому что уже у автобуса он уговаривает меня остаться. Не могу, мой славный бро. Мне надо спрятаться — в ближайшие несколько лет о стабильности можно забыть. А ты можешь и не дожить до нашей новой встречи. Я ведь вижу, как ты иногда задыхаешься, какое слабое у тебя тело, а помочь пока не могу. Поэтому и заключаю с тобой новый договор. Если через несколько лет твое сердце еще будет биться, а небо в глазах не померкнет, мы встретимся. И я не дам тебе умереть. Обещаю.
Хм… А мне нравится Канада. Деревья тянутся к небу мачтами кораблей, камни покрыты лишайниками. Воздух чистый настолько, что запах дыма и коптящегося мяса слышен еще на повороте к индейской резервации. А ведь до первых домов как минимум два километра по разбитой колее. Да, места глухие. Поэтому пришлось продавать все самородное золото в Большом Садбери и прятать деньги в нижнем белье. Надеюсь, в Сагамоке есть магазин.
Где-то на половине пройденного пути на дорогу лениво выбегает волк. Ахтыжблядь! Всего мгновение — и я обнажаю отросшие зубы и шиплю на него рассерженной кошкой, а бедные мохнатые уши нещадно сдавливает надоевший тюрбан. Ну вот как так-то? Даже подумать не успела — все получилось само собой, как отдернуть руку от горячего чайника. Строить мне шалаш в лесу, по-любому. Чертова благодарность от Мира Моухар!
Это был один из первых моих Миров, когда я еще была наивная и юная. И надутая, как индюк. Вот что стоило тихо-мирно сделать свою работу и уйти домой, но нет. Я же Избранная, Спаситель Миров — все нужно делать с пафосом! Пара фокусов — и объявляю себя посланницей с небес. Боги, какой стыд! Правда, Карл этого не понимает и говорит, что я все делала правильно — по-другому раса лирим меня бы не послушала. Но блядь!.. Назвав себя спасительницей, я, сама того не зная, заключила первый договор. Нерушимый. И меня периодически туда призывают, потому как, цитирую: «Просто вспомните мое имя, когда наступят трудные времена для лирим, — и я помогу вам с небес». Хорошо, что упомянула расу в целом, а не каждого в отдельности, не то прописалась бы там навечно. Так вот, к чему я это. Душа мира Моухар решила, что я молодец и все такое, жопу рвала за ее жителей, как за родных. И самовольно подарила мне ЭТО как знак принадлежности к ее народу. Я теперь, как кот Матроскин, могу говорить: «Усы, лапы и хвост — вот мои документы», правда, усов хотя бы нет. А уши есть. И еще неадекватно реагирую на пробегающих животных. И сырое мясо на самом деле очень вкусное. И крайне редко называю кому-нибудь свое полное имя. Спасибо, но я сполна познала цену словам и обещаниям.
Первые месяцы придется быть очень осторожной. Обычно лирим во мне спит и приходит по необходимости, но каждый новый переход воспринимает как угрозу жизни. Так что сейчас я нэко-версия доктора Джекила и мистера Хайда. Мур-мур-мур, я пришла из другого Мира, мне нужен ваш лоток и валерьянка, АСТА ла виста, бэйби. А пока буду просто жить, помогать людям и земле. Тогда Душа Мира сочтет меня достойной и вернет магию, которую заперла во мне при переходе.
Я так понимаю, что «заповедник» — это слишком сильно сказано. Никаких тебе привычных сувенирных магазинчиков, конных прогулок, туристических маршрутов и т.д. От заповедника тут только большой участок леса, в котором запрещена охота, и расчищенная площадка для кемпинга. А само поселение Сагамок больше похоже на деревню. Деревянные дома, население в 500 человек, отсутствие уличного освещения и крохотный магазин. В него я и зашла.
— Хозяева… Есть кто живой?.. — и из подсобки ко мне выходит… я не знаю, как его описать. Представьте валун, из которого высекли суровое лицо, а потом оставили его на ветру, чтобы сгладить грани. Вот такое было лицо — настоящий Вождь! Снимите с него бейсболку, наденьте роуч с орлиными перьями и дайте в руки томагавк!
— Если вы приехали отдыхать, то сейчас не сезон. Никого из туристов нет, проводника вы не найдете, амуницию тоже не продаем, — все это было сказано на одной ноте.
— Ну-у-у… Я, на самом деле, хотела бы здесь пожить. Устала от городской суеты, — больше искренности во взгляде. — Может, найдется человек, которому нужен помощник? За крышу над головой буду выполнять посильную работу по дому и во дворе. Питание за свой счет. Мне бы только было где жить. Мне тут так нравится! Самая настоящая природа!
Безымянный вождь долго смотрит на меня колючими глазами, особенно останавливая взгляд на вещмешке, черной одежде и почти зажившей губе.
— От кого бежишь? — поджимает губы.
Выше нос, Аста, начинаем врать напропалую.
— От свекра. После смерти мужа он не дает мне прохода. Я так не могу, — пусть дрожит голос. — Я хочу просто спокойно жить.
— А почему к родителям не вернулась?
— Сирота… — и ведь не вру.
Смотрит в окно и барабанит пальцами по прилавку.
— Хорошо. В конце улицы живет дед Монгво, самый последний дом. Он уже лет пять как слепнет — помощник ему не помешает. Но договариваться будешь сама. Больше ничем помочь не могу.