- Хорошо. Заодно буду уверен, что мне больше не придется вытаскивать осколки из твоей спины.
И смущенно целует в щеку на прощание. Обидно, пришлось перецеловывать. Он сначала стоял склоненным столбом, пока я не разомкнула губы. Души художников сильно пылают, и я в этом сполна убедилась, когда он целовал меня в ответ, осторожно прикасаясь пальцами к коже над вырезом блузки и забыв обо всем.
- Мне нравится твой огонь, мо анам. Не держи его в себе больше. – говорила я, стоя у открытой двери в мой кусочек Мира.
- Ага, явилась помятая и довольная. – мой друг-призрак как всегда не может смолчать. – Я так вижу, что операция «Оголенные плечи» завершилась успешно.
- Карл! Балабол! – я злюсь, ибо засранец сдал с потрохами и меня, и мой хитрый план. Который, однако, сработал.
У меня проблема – я не могу успокоиться. Уже несколько раз я с песнями наворачивала круги у яблони, чтобы сбросить магию радости и страсти в дерево, но это не помогает. Только сильнее разгорается огонь в моей душе, а ведь раньше такого не случалось. Стив стучит мне в зеркало каждый вечер, а я как Шахерезада рассказываю ему легенды. Он теперь часто улыбается, как и я. Что же ты со мной делаешь, мо анам… Пришлось уходить в Африку как есть, и собственной кровью чертить на темных нильских камнях перевернутые руны, что приблизят гибель коронованного каннибала и иссякнут с его смертью. Туриаз, чтобы не смогли поднять оружие. Ансуз, чтобы не слышали друг друга. Лагуз, чтобы разум их померк, как глаза мертвеца. И единая в своем смысле Йер, для возмездия и справедливости. Линии ворожбы пылают, как угли в кузнечном горне. Придется спрятать, чтобы их не заметили посторонние. Я меняюсь, определенно.
Когда я закапываю камни в песок и сухую землю вокруг резиденции в столичной Банги, то снова чувствую, как Душа Мира одобряюще гладит меня по голове и мягко касается сердца. Ты всеобщая мать. Ты прекрасна и жестока. Уродлива и милостива. И тебе по нраву, когда мое злое колдовство черпает силу из нежности и страсти, от которой я когда-то по глупости отказалась. Я люблю – не буду лгать, ведь Душа Мира не жалует лжецов. И каннибалов, которые своим изгаженным духом отравляют ее, насылая на земли голод и мор. Скоро наступит новолуние, и я избавлю Мир Стивена Гранта Роджерса от этой мерзости. Осталось только подготовиться, чтобы неузнанной принести ужас в подпорченные души. Им я глаза закрывать не буду – слишком много чести.
Пушок вырывается и пытается уползти из рук, когда я черным маркером закрашиваю его заметные желтые полосы. Змея в Африке – символ смерти, а замаскированный полоз очень похож на огромную черную мамбу. Рисунок Стива подсказал мне одну идейку. Я так просто готовлюсь к представлению – черню Пушка, покупаю жидкий прозрачный латекс, красную краску. На базаре вуду в Акодессеве я отвела глаза продавцам и забрала с собой ритуальный меч-крюк нгала, шкуру леопарда, три собачьих черепа, множество крупных бус и маску, что изображает Ириму. Я не знаю, сколько стоят мои обновки, поэтому оставила на прилавке небольшой золотой самородок – не люблю неплательщиков. Восемь дней мои руны смущают разум каннибалов. Завтра будет новая луна, и я приду к ним, чтобы они расплатились за все.
- Карл, я пошла. Поставь «Валькирий» к моему приходу. Ну, как обычно…
Нервно оправляю свой карнавальный наряд и смотрю на золотой торквес, что повесила на крюк у входа. Простите меня, Стив и застенчивый спригган – сейчас я не имею права его носить. Я иду на бойню, а не на битву. И мне придется замараться по самые уши.
- Я буду ждать тебя, Астрель. – в голосе Карла грусть, ведь он понимает мои чувства.
Я ступаю на землю Черного Континента в виде людоеда-оборотня, что приходит к людям леопардом. В руках ритуальный меч-крюк, тело полностью покрыто красной краской, вокруг бедер обернута пятнистая шкура, на веревке-поясе подвешены песьи черепа. Злые африканские духи не носят лифчиков, поэтому грудь закрывают бусы и ожерелья, а на шее извивается полоз. Волосы я замотала платком, лицо закрыла маской, а на ступни и ладони нанесла слой латекса – так я не оставлю отпечатков и следов краски. Ничто не должно связывать меня с Мстителями и Стивом. Ну и пускай меня засекут камеры – надо, чтобы все увидели, что бывает с пожирателями человеческой плоти.
При приближении к резиденции я чувствую, как ко мне устремляется злая магия. Хочет ударить, но вдруг успокаивается и темным туманом ластится к щеке. Я ее Творец – она не причинит мне зла, ведь всякое дитя любит свою мать. Охрана, подстрелившая меня когда-то, сейчас безумна – их настигло возмездие за страшные преступления. Они сейчас голодны, очень голодны. Но ослеплены и не видят никого, кроме себя. Главное, чтобы меня не стошнило в маску.
Внутри я прохожу мимо небывалой роскоши, как будто в Версале по недоразумению оказалась – кругом позолота и расписные потолки с херувимами, колченогие стулья с шелковой обивкой и тяжелые шторы. За любой предмет обстановки можно выручить столько денег, что хватит на месяц сытной еды для небольшой деревни. Стоя в зале с вычурным троном я открываю сердце для Души Мира. Смотри, вот оно – полно печали и горечи. Укажи мне путь к Джеро Акинтоле.
Золотая нить, что теперь отливает медью и чернотой, ведет меня через двери и коридоры к моей цели, в спальню венценосного ублюдка. На роскошной кровати размером с корабль никого нет, но нить ведет не к ней, а в угол, куда забился людоед. Его лицо расцарапано, а глаза выпучены настолько, что он даже не может моргать. Вот и отлично – пришло время посмотреть на его душу и память.
Мерзость! Я едва сдерживаю лирим в себе, чтобы не выдать свою личность. Эта... тварь… Матери под дулом автомата продавали своих детей на стол к его Императорскому величеству. А дети священны для магии. Свист меча-крюка был последним, что услышал живой Джеро Акинтола. Вот витает рядом его гнилая душа, спаянная со зловонным духом, и не может уйти на перерождение. Он не родится снова в ближайшие сотни лет. С его смертью рухнула злая сила перевернутых рун, поэтому у меня мало времени. Я хватаю левой рукой призрака за сердце, а правой черчу на бесплотном теле руну Йер. Пусть Душа Мира решает твою судьбу. С диким криком жертва возмездия взмывает вверх, чтобы болтаться в пустом космосе под светом холодных звезд. Пока не искупит свои преступления.
Моя работа здесь закончена. Я забираю с подставки мой трофей – богатую корону людоеда. Из последних сил держу спину прямо и ухожу Темным Путем из угла без камер, чтобы тут же появиться около примеченной двери. Карл встречает меня музыкой, но тут же выключает ее. Он знает, что сейчас у меня нет настроения слушать музыку.
- С возвращением, Аста. Надо записывать прожитые часы?
- Нет, мой бесплотный друг. – по пути в купальню выпускаю Пушка, роняю на пол корону, скидываю маску, платок, ожерелья и леопардовую шкуру с черепами. – Я была бы рада их вообще не проживать.
Я долго отмокаю в бассейне, после того, как смываю краску с тела. А потом долго отсыпаюсь – такое выполнение долга очень утомляет. После пробуждения, в темноте, иду к своей яблоне, прихватив толстую веревку с узлами – хватит уже портить кору когтями, когда яблок хочется. Глорфиндел был чертовски прав, остроухая зараза – теперь они сияют еще ярче от моих хороводов и скоро их надо будет есть с закрытыми глазами. В них не только свет, но и моя радость, поэтому я сижу на ветке и хрумкаю уже третьим по счету. Печаль отступает, и я уже тянусь в карман за зеркалом, чтобы постучаться к кому-нибудь.
- Аста, вы слышите меня? Аста… мистер Старк, обязательно добавлять слова про когтеточку и валерьянку? – слышу, пока открываю «телефон».
- Необязательно, доктор Бэннер. Рада вас видеть в добром здравии. А мистер Старк просто шутит. – откусываю сочный кусок от золотого бока. – Ну, как обычно. Вы что-то хотели от меня?
- Кошка, твой костюм и ножны закончены – можешь приходить и мерить. – в отражение влезает Старк. – Что ты там опять ешь?
- Яблоки. – верчу светящимся огрызком и поворачиваю зеркало к сияющим фруктам на ветках. – Как выяснилось, что-то волшебное в них есть – они хорошо утоляют грусть и тоску. – выкидываю огрызок в сторону. – Когда можно будет зайти?