— Куда?
— Какая, нахлест, разница! Везут. А он вдруг оказывается живым. Хотя убивали дважды: в шатре и вне шатра, причем несколько человек.
— Кольчуга могла помешать. Или недопрободили.
— Хорошо, недопрободили, чучела безрукие, или, как пишет тот же летописец, «тщеловеки не хуже есть бесы». А теперь скажи: что должен сделать киллер, узнавший, что работу свою сделал плохо и жертва жива?
Я пожал плечами:
— Добить, наверное.
— Ну, наверное. Все надо делать до конца, как сказано в одной детской сказке. А они дожидаются, пока живого еще Бориса увидит Святополк. Причем непонятно где увидит, поскольку Святополк в это время как раз вече киевское убалтывает, собирается великим князем настоловаться. Однако же посылает новых убийц, на этот раз варягов. Те убивают Бориса в последний раз. Но если залезть в «Сказание», то получается, что дышать Борис стал не сразу. Где тут… ara: «Блаженного же Бориса обретавши в шатре возложивше на кола, повезоша. И яко быша на бору, начал всклоняти святую главу свою. И се уведев Святополк, послав два варяга и прободоста и мечьм в сердце. И так скончася и восприя неувядаемый венец».
Мы стали считать нестыковки. Первая: убийцы почему-то не решаются доделать порученное им дело, хотя только что дважды пытались убить любимого сына Владимира. Вместо того чтобы сунуть меч в сердце, показывают Бориса Святополку. Вторая: Борис очнулся в «бору», где его почему-то видит Святополк, который в то время должен был находиться в Киеве. Третья: Святополк, только что видевший Бориса, посылает варягов, и они куда-то идут, чтобы добить раненого князя. Куда при этом делись Путьша, Талец и другие, неясно. Убили же Бориса в конце концов варяги.
— А теперь, — в голосе академика зазвучали так хорошо известные лекторские интонации, — обратимся к «Саге об Эймунде». Там подробно рассказано, как варяги во главе с этим самым Эймундом выполняли поручение убить «конунга Бурицлейва». Борис преспокойно спит в своем шатре посреди военного лагеря. Варяги поднимают шатер, привязав его вершину к согнутому дереву, потом убивают князя и отрубают ему голову. Ни слова о том, что Борис ранен. Это значит одно: варяги убили живого и здорового Бориса. Никаких нестыковок в этой части саги нет. Брат-супостат в глаза не видел Бориса, он лишь знал, что тот жив, и послал варягов его убить наконец по-настоящему. И привезти голову как доказательство его смерти. А зачем ему доказательство? Затем, что после первого убийства Борис воскрес!
Торжествующий академик живо напомнил мне индийского Ганешу, о чем я, конечно, ему не сказал. А сказал я вот что:
— Но почему факт воскресения напрямую не отражен в Сказании? Он бы доказал святость Бориса лучше, чем что-либо другое.
Глеб Борисович аж зарумянился от удовольствия, руки потер и глазами заблистал.
— Два варианта ответа. Первый вариант: потому что, воскреснув, Борис уже не был таким уступчивым. Это до первой смерти он отказался воевать со Святополком и заявил, что будет, мол, мне старейший брат «в отца место». А пережив первую смерть, он второй не хотел. Дружину отцову, ушедшую от него, вновь собрал и, видимо, решился дать брату бой. Да вот незадача: слишком хорошо отметили воскресение. В той же саге написано, что спали отроки крепко, потому что пьяны были. Да и сам Борис не шевельнулся, когда шатер срывали. А все это никак не укладывается в образ святого, уже выписанный автором «Сказания». И Ярославу Мудрому, кстати, воинственный брат ни к чему. Это он, Ярослав, за братьев отомстил, память их почтил. А потом их именем свою власть подкрепил. Так что не нужно Ярославу воскресение Бориса. И никому не нужно. Вот и оказалось, что первый раз не убили в шатре копьями, потом недоубили вне шатра, потом уж окончательно прикончили «в бору на колах». А потом еще раз варяги, снова в шатре — мечом. Но есть и второй вариант объяснения того, почему все, кто писал об этих событиях при жизни Ярослава Мудрого и его сыновей, ни словом не упомянули воскресение Бориса. Тот князь, что послал варягов убить своего брата в «Саге об Эймунде», назван отнюдь не Святополком. Его имя Ярицлейв. Дальше продолжать?
По тому, как академик произнес всю тираду, как точно он мотивировал действия каждого из участников тех событий, я понял, что проговаривал все это он не один раз. Но видимо, только себе. И вот наконец он имеет перед собой слушателя. И ждет. А чего он ждет от меня, я не понял. И попытался ему подыграть.