Но искреннее стремление осмыслить проблему присутствовало, и начало разработки темы было положено. Так, Герцен много размышлял в своих дневниках о проблемах семьи, брака, положения женщины в обществе. Одной из причин, сделавшей эту тему актуальной для него, как уже было сказано, был семейный кризис и попытка выстроить отношения с супругой. Герцен объяснял личностные проблемы своей жены и ситуацию их семейного кризиса ее «воспитанием» и «илотским», то есть рабским, положением женщины в обществе, женской замкнутостью в тесной сфере домашних интересов219. Он сделал вывод, что спасение для женщины – это эмансипация и выход во «всеобщее».
Что же понимать под эмансипацией женщин? Каким «подлинные идеологи» общества видели путь выхода женщины «во всеобщее»? Что могли они ей предложить в качестве ее общественного участия? Увы, немногое. Большинство общественных деятелей, сочувствующих женской эмансипации, предлагали женщине самореализацию опять-таки в круге традиционных «женских призваний»: ответственное материнство (роль матери-воспитательницы), обязанности в отношении мужа (роль подруги-соратницы), а также некую деятельность в сфере религии и искусства.
Как относились сами женщины к «женскому вопросу», идеям Жорж Санд, столь активно обсуждаемому мужчинами?
Реакция женщин на романы Ж. Санд, судя по мемуарной литературе, была восторженной. Ее творчество и политическая деятельность способствовали формированию нового образа женщины, нового женского идеала – свободной, сильной женщины, выбирающей самостоятельно свою судьбу, идущей рядом с мужчиной, но отдельно от него. Так, 13 ноября 1846 года Н. А. Герцен записала в своем дневнике:
О, великая Санд, так глубоко проникнуть в человеческую натуру, так смело провести живую душу сквозь падения и разврат и вывести ее невредимую из этого всепожирающего пламени. Еще четыре года назад Боткин смешно выразился о ней, что она Христос женского рода, но ведь в этом много правды220.
В отличие от мужчин-идеологов, женщин в романах Ж. Санд (на примере Н. А. Герцен) привлекали не идеи социального переустройства общества, а конструкция новой женственности, представление о женщине как о свободной самостоятельной личности, имеющей право на собственный, не продиктованный мужчиной и не определенный обычаями и предрассудками выбор, на собственные желания221. Н. А. Герцен пережила смену модели женственности (самости) как глубокий кризис идентичности. Она отказалась от образа «святой чистой девы» при муже – «отце и учителе» и приняла как приемлемую для себя «жоржсандовскую» модель женственности222. Вот почему критик В. Ф. Боцяновский с высоты конца XIX века увидел связь Жорж Санд с изменениями в русской женщине – смене идеала и концепции женщины, моделей женственности – и написал: «Положение, которого добилась современная русская женщина, является одним из наиболее видных листков в лавровом венке Жорж Санд»223.
Опасения консервативной прессы оправдались: влияние Ж. Санд сказалось на русских женщинах в первую очередь в сфере сексуальной свободы. Новое понимание любви между мужчиной и женщиной стало на какое-то время основой понимания равноправия. Перенесение в реальную жизнь российской женщины моделей поведения литературных героинь Жорж Санд вызывало шок в обществе и гневные филиппики в прессе. Но мысль о безусловном праве распоряжаться своей судьбой и своим телом привлекала в романах Ж. Санд многих женщин. Свидетельством выступает женская литература, как проявленная женская рефлексия. Так, созвучие с «преступными волнениями героинь Жорж Санд» испытывала героиня популярного романа Ольги Шапир с многозначительным названием «Одна из многих».
Герцен увидел в «аристократическом камелизме», то есть уходе жены от мужа ради другой любви, женский протест:
ее <женщины. – И. Ю.> протест был дик, но и положение ее было дико <…> Это <был> своего рода полусознанный протест против старинной, давящей как свинец семьи, против безобразного разврата мужчин224.
Он считал, что это явление, которое проявилось в российском обществе под лозунгом «свободы сердца» по Жорж Санд, длилось «не далее самого начала 1840‐х годов» и было закономерным:
Травиаты наши в истории нашего развития <…> имеют свой смысл и значение и представляют удалую и разгульную шеренгу авангардных охотников и песельников, которые <…> идут в первый огонь, покрывая собой более серьезную фалангу, у которой нет недостатка ни в мысли, ни в отваге, ни в оружии225.
220
223
224