Чем если ты сравнишь мгновенье ока
И то, как звездный движется чертог{47}.
Поскольку земная жизнь находит свое оправдание лишь в конечной цели — загробном блаженстве (доступном, разумеется, только праведникам), время теряет самоценность; оно ощущается прежде всего как ожидание смерти, т. е. перехода из времени в вечность. Поэт XII в. Алан Лилльский сравнивает быстротечность жизни с коротким расцветом розы, являющей «нашей жизни и кончины точное подобие», для того чтобы настроить человека, «чадо тленья», на мысли о будущем:
В этом представлении выражена одна из присущих человеку той эпохи форм восприятия времени — как линейного. Оно было строго отграничено началом — сотворением мира — и концом — Страшным судом. Таким образом, не только жизнь отдельного индивида, но и история всего человечества, развертываясь во времени, неуклонно движется к своему завершению — концу света.
Существовало и иное восприятие времени — как циклического, поскольку «в аграрном обществе время определялось прежде всего природными ритмами»{49} — сменой сельскохозяйственных сезонов. Отсюда — общее представление о повторяемости событий. История как бы движется по замкнутому кругу. Поколения людей сменяют друг друга, а сами люди, их образ жизни, окружение не меняются; человек, исходя из своего взгляда на мир вообще и на время в частности, поступает так, как ему предписывает традиция. Столь большая роль традиции непосредственно связана с общими условиями жизни, прежде всего экономическими: темп развития средневекового общества был замедленным, и люди жили рутинной жизнью, не замечая перемен вокруг себя и в себе самих. Поэтому они не ценили времени.
Уже в XII–XIII вв. в Западной Европе, и прежде всего в Италии, вследствие роста городов и развития экономики понемногу меняется отношение ко времени. Как линейное, так и циклическое понятия времени становятся неприемлемыми для городского общества. В XIV–XV вв., когда темп жизни делается напряженным, люди начинают замечать, как быстро и неумолимо бежит время, и стремятся предельно полно использовать его. Теперь оно является одним из факторов успеха задуманного дела, обогащения. «Время — дорого стоящая вещь для купцов», — замечает один флорентиец XV в.{50} Знатная флорентийка предшествовавшего столетия выразительно пишет сыну: «Тот, кто располагает временем и рассчитывает иметь время в будущем, теряет время»{51}. В XIV в. на городских башнях итальянских городов появляются незадолго до того изобретенные механические часы, отбивающие каждый час суток. Во Флоренции такие часы устанавливаются в 1329 г.
Главной причиной иного восприятия времени было появление новых ценностных ориентиров, связанных с коренным изменением картины мира. В средневековой системе миросозерцания история мыслилась лишь как история бесконечной цепи поколений. Человек растворялся в ней, терял свое самодовлеющее значение. Отныне положение изменилось. «Понимание значимости времени пришло вместе с ростом самосознания личности, начавшей видеть в себе не родовое существо, а неповторимую индивидуальность, то есть личность, поставленную в конкретную временную перспективу и развертывающую свои способности на протяжении ограниченного отрезка времени, отпущенного в этой жизни»{52}.
«Кто умеет пользоваться временем, является господином всего, что он. пожелает», — заявляет Леон Баттиста Альберти{53}. Двигателем прогресса становится человек. Время, которым он располагает, ограниченно: между тем ему надо успеть многое свершить, и не только свершить, но и насладиться тем, что может дать ему жизнь, Он не живет более в ожидании конца своей жизни и конца человечества: он живет настоящим — единственным, что приобретает в его глазах подлинную ценность. И ему свойственно обостренное сознание новизны, всего, что его окружает, открывшихся перед ним путей, которые он может сам выбирать.
Говоря о социальных предпосылках новой культуры, мы должны избегать упрощения. Культура не являлась и не могла являться простым откликом на потребности и запросы горожан, ее содержание не ограничивалось выражением их мироощущения философскими, научными, художественными средствами. Торжество бюргерского — или, скорее, раннебуржуазнрго — практицизма не только в сфере конкретной повседневной деятельности, но и в сфере мироощущения, отношения к кардинальным жизненным проблемам отнюдь не означало узости и ограниченности гуманистической мысли. Культура в конечном счете связана с экономическим базисом, порождена конкретной действительностью, но не вырастает из нее непосредственно; ее развитию присущи собственные, весьма специфические законы.