В Европе хорошо знали ряд римских прозаиков и поэтов (и прежде всего — Вергилия и Овидия); от их произведений средневековье, сохранившее латынь как язык науки, литературы, дипломатии, богослужения, не было отделено языковым барьером. Античная поэзия повлияла на песни вагантов — бродячих студентов и монахов. Изучались отдельные труды Цицерона, Сенеки, Боэция, поэта Лукана. Греческий язык на Западе почти не был известен. Однако со второй половины XJ в. появилась возможность хотя бы ограниченного приобщения к греческой культуре, главным образом при посредничестве арабов, широко воспринявших античную цивилизацию, путем переводов с арабского языка. Европейцы постепенно познакомились с некоторыми сочинениями греческих философов и ученых — Аристотеля, Платона, Прокла и других неоплатоников, математика Евклида, астронома и географа Птолемея, врачей Гиппократа и Галена и др.
Но дело, разумеется, не в том, много ли античных авторов было доступно образованным людям средневековья. Важно, как они приобщались к античности, а это определялось обстановкой, духовной средой, в которой они находились, их; мироотношением. Для этих людей при их почитании античных поэтов и философов, которых они часто цитировали в ученых трудах, культура Древней Греции и Рима была по существу глубоко чуждой. Античность для них — невозвратное прошлое; в центре их внимания находились совсем другие проблемы — греха и благодати, возможности спасения души и пр. Отчетливее всего это видно в их отношении к трудам Аристотеля. Его «Логика», «Физика» и «Метафизика», переведенные в XII в. на латынь, получили в Западной Европе более широкое распространение, чем произведения других античных авторов. В 1209 г. Парижский собор запрещает под угрозой отлучения переписывать, читать и хранить труды Аристотеля, «хитроумные идеи» которого казались церкви опасными. Однако всего несколько десятилетий спустя положение меняется: философы стремятся примирить идеи языческого ученого с христианством, препарировав соответствующим образом его учение. Они видят у Аристотеля (как и у других древних мыслителей) лишь то, что их интересует, и по-своему: у них не только узок угол зрения, но и объекты предстают в искаженном виде. Аристотеля объявляют «Учителем», «Философом», «предтечей Христа в делах природы», а его труды Альберт Великий, Фома Аквинский и другие схоласты привлекают для подкрепления «истин» теологии, заменив аристотелевское понятие первого двигателя представлением о боге как первопричине всего сущего. Правда, логические трактаты Аристотеля сыграли положительную роль, так как легли в основу разработанной схоластикой формальной логики. Но в целом, как отмечал Ленин, «поповщина убила в Аристотеле живое и увековечила мертвое»{89}.
Возрождение открыло античность как бы заново. Вначале все внимание гуманистов было обращено на розыски древнеримских текстов, в первую очередь тех классических авторов, которые не были известны средним векам или находились в небрежении. Уже первый гуманист — Петрарка обнаружил несколько писем Цицерона, по-новому осветивших облик этого писателя и политического деятеля. Позднее нашли другие его письма, трактат «Брут» и многие речи. В XV в. были «открыты» сочинения поэта и философа Лукреция, историка Тацита, архитектора Витрувия, ритора Квинтилиана, писателя Петрония, агронома Колумеллы, врача Корнелия Цельса и др.
Наибольшее влияете на развитие гуманистических идей оказали авторы, мало или совсем неизвестные в средние века: Цицерон, Лукреций, изложивший в своей поэме «О природе вещей» учение Эпикура, Сенека, неоплатоник Плотин. Но и произведения широко читаемых в средние века Аристотеля и Вергилия, а также труды Платона получили иное звучание.
Особое значение для восприятия античного наследия имело освоение греческого языка. В качестве разговорного языка он сохранился в Калабрии (Южная Италия) и Сицилии. Еще Петрарка пытался обучиться греческому у приглашенного им калабрийца Леонтия Пилата, но безуспешно. По существу начало знакомству гуманистов с греческим языком положил приезд из Константинополя во Флоренцию в 1396 г. широко образованного ученого Ма-нуила Хрисолора. Четыре года он преподавал во Флорентийском университете, а затем два года — в Павии и сумел обучить греческому многих гуманистов. Леонардо Бруни красноречиво описывает причины, побудившие его стать учеником Хрисолора: «С юношеской живостью часто говорил я себе: представляется возможность созерцать Гомера, Платона, Демосфена, беседовать и с прочими поэтами, философами и ораторами, насытиться их чудесным учением. Неужели ты лишишь себя этого?.. Какую пользу для знания, какой доступ к славе, какую массу наслаждений извлечешь ты из знакомства с греческим языком!.. Побуждаемый этим, я вполне предался Хрисолору с таким жаром к учению, что даже ночью во сне занят был тем, что выучил за день»{90}.