Этим людям свойственно острое сознание собственной принадлежности к ренессансной культуре. Мерилом значимости человека они считают талант и образование. О своих знаменитых современниках Веспасиано да Бистиччи неизменно отзывается так: Аргиропуло — «грек и ученейший муж», Донато Аччаюоли — «знаток греческого и латыни, превосходно овладевший той и другой философией», и т. п.{134} Бруни в «Диалоге к Петру Павлу Гистрию» называет Салютати «человеком, несомненно, самым выдающимся в наше время и мудростью, и красноречием, и нравственностью», Марсильи — «обладающим острым умом и редкостным красноречием»{135}. Именно себя и своих друзей, поскольку они посвятили гуманистическим занятиям всю жизнь, они считают лучшими представителями человеческого рода. «Я один из тех, которые, красноречиво прославляя славные дела людей, делают бессмертными тех, кто по природе смертен», — гордо заявляет в одном из писем гуманист Франческо Филельфо{136}. Друг друга они называют в посланиях «божественными», «мудрейшими», наделяют именами античных героев. Подобная гиперболизация типична для них. Разумеется, это просто излюбленный риторический прием, но само наличие такого стиля, характер высокопарных обращений свидетельствует об их представлении о себе, о жизненном предназначении, возможностях важной функции, которую они выполняют в обществе.
Они чувствуют потребность в постоянном общении: регулярно встречаются и придают этим встречам большое значение. В первой половине XV в. во множестве городов появляются гуманистические кружки. Во Флоренции, Неаполе, Риме они получают позднее четкое оформление (имеют правила приема, уставы) и, по античному образцу, название академий. Таким образом, очагами нового знания становятся кружки гуманистов, а университеты, являвшиеся наряду с монастырями центрами схоластической учености, утрачивают значение.
Гуманисты, живущие в разных городах, часто обменивались письмами. Эти письма, тщательно продуманные и полные изысканных риторических оборотов, содержали мало сведений личного характера: в основном гуманисты рассуждали о вопросах этических, эстетических и т. п. Их письма, начиная с посланий Петрарки, были рассчитаны не столько на адресата, сколько на широкий круг современников и даже на потомков. Поэтому авторы тщательно редактировали их и нередко переписывали во многих экземплярах. Впрочем, письма не всегда были дружественными. Гуманисты нередко враждовали между собой и направляли противникам инвективы — обличительные послания, в которых столь же эмоционально — вполне в духе своего времени — осыпали друг друга яростными оскорблениями, так же не зная в этом меры, как и во взаимных восхвалениях. Леонардо Бруни написал инвективу против Никколо Никколи, с которым его ранее связывала длительная дружба. Поджо Браччолини на протяжении многих лет составлял безжалостные инвективы против Лоренцо Валлы и некоторых других гуманистов. Инвектива стала особым жанром, также характерным для той эпохи.
Тем не менее, несмотря на все расхождения, гуманисты представляли собой единую группу с общим самосознанием, и именно так воспринимали их современники. Треченто и Кватроченто изобиловали драматическими коллизиями, но эти коллизии лишь изредка находили отражение в произведениях гуманистов. Впрочем, и их собственная жизнь не была, разумеется, лишена теневых сторон. Однако в сфере творчества их внимание было сосредоточено на другом: они создавали модель идеального человека и старались следовать подобному образцу в своей жизненной практике (всегда ли это им удавалось — другой вопрос). Стремясь утвердить себя в обществе с помощью своей интеллектуальной деятельности, гуманисты придавали ей особое значение: они — носители новой культуры, благодаря которой, по их глубокому убеждению, Италия вышла из тьмы варварского средневековья.