Канцлер Флоренции, крупного экономического центра, Салютати не только считает занятия ремеслами и торговлей почетными, но отчетливо осознает, что именно им обязана республика процветанием. Он говорит о флорентийских цехах: «Благодаря им мы стали тем, чем являемся». Купцы, утверждает Салютати, воистину необходимы человеческому обществу: «без них мы не можем существовать»{237}.
Будучи государственным деятелем, Салютати не испытывал никаких колебаний во время войны Флоренции с папой, отлучившим ее от церкви. Не случайно в обращении к папе он писал: «Свободу церкви надлежит соблюдать так, чтобы это не нанесло ущерба естественной свободе народов». Поборник флорентийской независимости не мог не быть противником папской теократии.
Искренне верующий христианин и в то же время страстный почитатель античности, он утверждает, что «истина заключена не только в Библии, но и в произведениях языческих» (т. е. античных). И в том, и в другом случае она исходит от бога, служившего источником вдохновения также языческим поэтам, — мысль еретическая с точки зрения ортодоксии, но не вызывавшая порицаний в среде гуманистов.
В изучение античной культуры Салютати тоже сумел внести нечто новое: он, в частности, применял к древним рукописям некоторые приемы филологической критики. Что же касается содержания этих рукописей, то Салютати и другие гуманисты, мифологизируя собственное время и собственные деяния, плохо различали миф и реальную действительность античной эпохи. Так, рассуждая по поводу подвигов Геракла, Салютати не сомневается в их подлинности и лишь предполагает, что Гераклов было несколько, так как не мог один герой одержать столько побед над различными чудовищами, притом в разных частях света. Приписывая же все эти подвиги одному и тому же герою, древние поэты «нарушают историческую истину»{238}.
Салютати выражал в своем творчестве и деятельности, по выражению Гарэна, «героическую эпоху флорентийского гуманизма», прочно связав политику и культуру.
Самым выдающимся учеником Салютати был Леонардо Бруни (1374–1444), по прозвищу Аретино (т. е. Аретинец, так как он был родом из Ареццо). Происходя из небогатой семьи, Бруни благодаря своему таланту сделал блестящую карьеру. Ее вершиной была должность канцлера Флорентийской республики, которую он занимал дважды (вторично — 17 лет, с 1427 г. до самой смерти). Разносторонне одаренный гуманист, автор философских трактатов, исторических трудов, комедий, новелл, канцон, биографий Данте и Петрарки, переводчик Платона, Аристотеля, Демосфена, Плутарха и других греческих авторов, Бруни во многом способствовал развитию культуры своего времени и оказал немалое влияние на умонастроение самых широких кругов — от мелких ремесленников и торговцев до государей. Он придавал большое значение своей переводческой деятельности, сознавая необходимость научного перевода сочинений греческих мыслителей, ибо, по его словам, схоласты считали нужным переводить «не то, чт* сказал Аристотель, а что он должен был сказать».
Бруни не только упрочил позиции гуманизма, но и существенно обогатил его многими важными идеями. В его творчестве, как и у Салютати, сильнее всего звучат гражданские мотивы. Бруни обосновывает новую концепцию человека и его роли в обществе. Призвание людей — действовать во славу государства. Лишь в обществе, в тесном общении с другими людьми человек может реализовать свои способности и достичь совершенства. «Уединение и уход из общества подобают лишь тем низким духом людям, которые неспособны ни к какой деятельности»{239}. Бруни тесно связывает добродетель с овладением науками. Свое представление о высоком назначении гуманистических занятий, которые призваны воспитать нравственного человека, Бруни выразил в одном из писем. «Пусть твои занятия будут двоякого рода: во-первых, следует овладеть знанием словесности (litterae)… Во-вторых, изучить те науки, которые рассматривают жизнь и нравы и поэтому называются гуманитарными (humanitatis studia), ибо совершенствуют и украшают человека. Твои познания в них должны быть обширными и разносторонними, дабы ты ничего не упустил из того, что может послужить к устроению, украшению и прославлению жизни»{240}.
В отличие от Петрарки Бруни не отвергает естественных наук, но первенство оставляет за философией, так как, по его мнению, естествознание «обладает очень большими теоретическими достоинствами, но не имеет никакой практической ценности»{241}. Как изменится взгляд на практическую ценность естествознания за короткий промежуток времени между Бруни и Леонардо да Винчи!