В теории искусства Альберти всегда чувствуется философ и политик, а в его этике — человек искусства. На гармонии — чувстве меры, пропорции, чувстве прекрасного основывается и описанный Альберти идеальный город, который должен быть построен по законам архитектуры. С эстетическим аспектом его устройства и утилитарным (водоснабжение и пр.) соседствует социальный.
Этот город по сути своей — итальянское государство того времени, т. е. государство, уже превратившееся в синьорию, но трансформированное воображением гуманиста. «В самой основе теории архитектуры Альберти лежит определенная философия общества, представление о социальных градациях внутри этого общества, распределение людей по различию их «достоинства» и соответственно по различию «подобающего» каждому из них», — писал советский ученый В. П. Зубов{305}. Любопытно предостережение гуманиста против опасности, которую таит в себе тяга к роскоши людей весьма скромного достатка: «Хорошо все соизмерять с достоинством каждого… Я предпочел бы, чтобы в частных домах у самых богатых лучше какое-нибудь украшение отсутствовало, чем у людей скромных и незначительных проявилась малейшая роскошь»{306}. Различая два типа государства — городскую республику и тиранию, Альберти полагает, что тиран должен иметь в городе крепость, чтобы можно было напасть «на врагов, на граждан и на своих солдат, если того потребует мятеж или измена»{307}. У сената должен быть укреплен вход, чтобы «бессмысленный народ, возбужденный каким-либо мятежным зачинщиком, в безрассудном неистовом смятении не мог беспрепятственно ворваться, угрожая отцам»{308}.
Общественная структура современного Альберти государства сопоставляется в «Домострое» со структурой семьи, в которой все члены и слуги обязаны подчиняться ее кормчему — главе семьи. Мудрый, доброжелательный и образованный кормчий обладает полной властью и по допускает у близких ему людей «разнузданной свободы». Так реальные контуры тирании проступают через изображение идеального города, т. е. государства. Сухо дидактически звучит заключение беспощадной сатиры «Мом»: герой оставляет Юпитеру трактат о государе, в котором даются следующие наставления: «Государю в его поведении следует [избегать крайностей]: он не должен ни уклоняться от всех дел, ни делать все сам… Он обязан позаботиться как о том, чтобы никто не владел чрезмерными богатствами, так и о том, чтобы не слишком много людей было бедными и находилось в безвыходном положении… Воздерживаться от перемен, — разве что к этому побуждает настоятельная необходимость сохранить достоинство государства или же твердая надежда увеличить его славу. Придерживаться пышности в публичной жизни и быть бережливым в частной… Добиваться спокойствия для своих [граждан] и славы для себя предпочтительнее мирными средствами, чем силой оружия. Терпеливо выслушивать просьбы и снисходительно относиться к недостойным поступкам людей низкого положения, если он желает, чтобы низшие смиренно переносили его роскошь»{309}. И снова в советах Мома Юпитеру отражены резкие контрасты времени Альберти, заметно его стремление сгладить их (при сохранении социальных различий), создать утопический образ государства устойчивого, не опасающегося внутренних бурь, основанного на разуме и гармонии — в соответствии с идеализированным образом человека, живущего в подобном городе.
Свои идеи Альберти стремился сделать достоянием широких пополанских кругов. Поэтому во многих произведениях он намеренно обращается к народному итальянскому языку. «Неужели кто-нибудь станет меня опрометчиво упрекать за то, что я пишу так, чтобы люди меня понимали? И не похвалит ли меня скорее человек благоразумный за то, что, пользуясь языком понятным, я больше стараюсь помочь многим, чем нравиться немногим? Ибо всем известно, что в наши дни образованных людей чрезвычайно мало»{310}. При этом Альберти немало способствовал развитию литературного итальянского языка. «Никто не прилагал больше усилий к тому, чтобы обогатить этот язык, чем Баттиста Альберти… Ему удалось придать нашему языку красноречие, характер и благородство латыни», — пишет младший друг Альберти — гуманист Кристофоро Ландино{311}.