Преодолевая представление о дуализме человеческой природы, отчасти присущее еще Петрарке и Салютати, более поздние ренессансные мыслители приходят к ее полному оправданию. Основополагающими критериями при оценке человека они считали категории добра и зла; доброта свойственна природе человека и является нравственной нормой в его отношениях с другими людьми. Недаром столь большое значение придавалось «моральной философии»— этике, политике, экономике, а также истории, педагогике, риторике и поэзии, т. е. тем наукам, которые, по убеждению гуманистов, формируют душу человека, а также способствуют совершенствованию общества в целом, укрепляют связи между людьми. Вопрос о социальной природе человека — следующая проблема, над которой размышляли гуманисты. Они решали ее по-разному: под деятельностью человека, единственно достойной его, одни гуманисты понимали занятия, прямо направленные на благо общества, другие — действия, имеющие целью достижение собственного счастья, но все же в конечном счете созвучные интересам общества.
В соответствии с представлением о самоценности личности пересматривалась традиционная шкала нравственных норм. Таким образом, все направления раннего гуманизма имели этическую основу.
Несмотря на крайнее разнообразие учений и школ гуманистов, их объединяло главное — глубокая вера в человека, в его высокое предназначение. Это и придавало новому мировоззрению огромную силу воздействия. Оно являлось сплавом разнородных по своему происхождению идей (что соответствовало характеру эпохи, находившейся на стыке средних веков и нового времени), но эта гетерогенность не лишала его целостности.
В экономической и социальной обстановке XIV–XV вв. постепенно переосмысливались предшествовавшие культуры, которые служили материалом для созидания культуры нового типа. Ее представители вырабатывали свое мироотношение и свои собственные творческие методы.
Если первые гуманисты пытались примирить «Цицерона и Христа», а из античных философских школ воспринимали в основном перипатетиков и стоиков, то в дальнейшем круг культурных ценностей расширился: с Валлой и Раймонди эти философские учения дополнились по-своему понятым эпикуреизмом, с Фичино и Пико делла Мирандола — не только неоплатонизмом, но и учениями, связанными с древними восточными верованиями, средневековой мудростью Каббалы, арабов и европейцев. Все религии сливаются во «всеобщую религию», все культуры питают ту, которую творят члены Платоновской академии. Их философия объединяла в едином сплаве, вне узких рамок средневековых школ, различные направления мысли. Она, несомненно, утратила некоторые завоевания гуманизма предшествовавшего периода, и прежде всего гражданский пафос: им чуждо представление о долге каждого человека, обязанного активно содействовать благу общества, — представление, которое являлось столь важной чертой флорентийского гуманизма первой половины XV в. Утратилось и непосредственное чувство наслаждения земными радостями, в философии наиболее ярко выраженное Лоренцо Валлой и Раймонди. Но вместе с тем — и это главное — гуманистическая мысль вступила в новую сферу. Душа человека ставится в центр вселенной. Человек вырастает до космических масштабов, уподобляется богу. Открывшиеся перед человеком творческие возможности представляются поистине неисчерпаемыми, соразмерными его дерзким помыслам.
Однако к концу XV в. неоплатонизм исчерпал себя. «Миф Ренессанса был найден. Но он скоро обнаружил свои слабые стороны и распался вследствие непреодолимых противоречий»{359}. Филологический гуманизм также пришел в упадок. Ренессансная мысль в XVI в. устремляется в новые сферы. Формируются политические учения Макьявелли и Гвиччардини. Главным же направлением становится натурфилософия. Она была многим обязана гуманизму предшествовавших столетий вообще, неоплатонизму в частности. Платоновская идея эманации божества давала натурфилософам возможность устранить дуализм божественного и телесного начала. Свойственные философии Фичино и Пико делла Мирандола элементы пантеизма превратились в последовательный пантеизм у известного натурфилософа Франческо Патрици и у Джордано Бруно, отождествлявших вселенную с богом. «Вселенная эта есть сам бог», — пишет Патрици{360}. Ту же мысль развивает Бруно: «Душа мира и божество… суть целиком во всем…»; «Природа либо есть бог, либо божественная сила, открытая в самих вещах»{361}.