Наш экипаж беззаботно шлепал колесами по мостовой, когда впереди вдруг возникла фигура легионера в форме и шлеме.
Он стоял, широко расставив ноги и заложив руки за спину.
Растерявшийся от неожиданности Два Гвоздя, сегодня бывший за возницу, не сразу сообразил, что делать. Можно было попытаться смять его лошадьми, но решающий момент был упущен, расстояние между легионером и нами было небольшим и набрать скорость наш экипаж не успевал.
Пришлось остановиться.
Я не ручаюсь, но, похоже, дышло уперлось легионеру в грудь.
Легионер не спеша обошел лошадей и подошел к дверце экипажа.
Внутри воцарилась тишина. Мы с тревогой и растерянностью смотрели друг на друга. Нож достал из-под подушек сиденья кинжал. У сестры при этом на лице появилось весьма скептическое выражение.
— Двадцать Вторая! — гаркнул легионер.
От неожиданности все аж подскочили.
Я распахнула дверь и спрыгнула на мостовую.
Легионер правой рукой сдернул шлем:
— Приветик! Не узнала?
— Не узнала, — охотно согласилась я с Ряхой.
— Испугалась?
— Ага, чуть не обкакалась.
Лицо Ряхи расплылось в довольной улыбке.
— Небось не ожидала, а?
— Совсем не ожидала! — от чистого сердца сказала я.
— А, то-то! — обрадовался Ряха. — На вот, подарочек тебе. Левая рука Ряхи, до того прятавшаяся за спиной, лихим финтом вылетела из укрытия. В руке была зажата расписанная цветочками коробка — в таких коробочках продают в лавчонках дорогие печатные пряники.
— Спасибо, Ряха! — поблагодарила я, принимая коробку.
— Я свое слово крепко держу. Я того, подкоптил, чтобы хранилось лучше, — сообщил Ряха. — Ну бывай! Привет Двадцать Первой!
Он ласково шлепнул меня по плечу (стало понятно, как это бывает, когда на тебя падает потолочная балка), повернулся и скрылся в проулке.
Я тупо смотрела, как исчезает за углом его обрубок хвоста.
— Ты теперь до утра здесь стоять будешь? — яростно прошипела из экипажа сестра. — Может, мы все-таки поедем, а ты нас потом догонишь, когда очнешься?
Я молча забралась в экипаж, забилась в угол и приоткрыла коробку.
Там лежали аккуратно отрезанные и закопченные уши.
Серого Ректора, надо думать.
На рынке мы появились точнехонько в тот момент, когда, воняя паленой кожей, догорали в костре последние пергамены.
Рядовой Обрубленный Хвост перемешивал их в огне длинной кочергой, чтобы лучше горели. Окостеневший жрец храма Священного Хвоста трясущейся рукой вычеркивал их из своей описи.
Крутом стояли любопытствующие.
Мы подошли поближе.
— И какая умная голова до этого додумалась? — зло сказала Половинка Луны.
— И не говорите! — подхватил переминающийся рядом толстячок. — Такого дурака еще поискать надо!
Сестра, Нож и Два Гвоздя, стоявшие за спиной толстяка, выразительно переглянулись. Неожиданно наткнуться на сочувствующего человека — большая удача для Сопротивления.
— Значит, вы согласны, что это совершенно дикий акт? — переспросила сестра.
— На все сто! — охотно подтвердил толстяк, оглядываясь. — Я их главному это в лицо скажу: такой материял загубили, выделка, качество… Эх! Не нужны тебе буквы — ну соскреби ты их ножичком, зачем вместе с кожей в огонь швырять! Сколько тапочек можно было нашить, перчаток, кошельков, на худой конец! Солдатня, она и есть солдатня! Изверги! — тоненько взвизгнул он.
Легионер у костра и ухом не повел. Вздохнув, Боевое Сопротивление мрачно поволоклось к экипажу.
— Значит, не будет варианта А? — спросила я у Ножа.
— Значит, не будет, — подтвердил он.
— Тогда что это за вариант Б?
— О, это элементарно. Мы отправимся в Пуповину, вскроем и поднимем одну плиту во дворе и через нее проникнем в подземелье. Вариант хороший, но трудоемкий, почему я не хотел сразу его обсуждать, — сказал Нож. — Но ничего не попишешь, с непонятным для нас энтузиазмом Обрубленные Хвосты отправили в огонь кипу прелестных страниц собственной истории, придется теперь заняться раскопками. А что тебе подарил твой друг-легионер, Пушистая Сестричка?
— То что я давно хотела. Уши моего Ректора.
— Серьезно?
— А как же. Заботливо закопченные, чтобы хранились хорошо. Ряха все делает на совесть, и я ему, похоже, нравлюсь. А еще, в отличие от многих современных людей, он не бросает слов на ветер.
— Да не расстраивайся ты так, — посоветовал Нож. — Ухом больше — ухом меньше.
Он угадал — мне было очень тошно.
— Даже не смей терзаться! — рявкнула обозленная неудачей с планами сестра. — Твой Ректор тебе по гроб жизни обязан, что у тебя не хватило ума попросить его яйца. Это, я думаю, было бы для него куда печальнее. Так что считай себя его спасительницей.