Я минут пять рассказывал ему, что русский, но из Казахстана, сказал где учился, что устраиваюсь в нижегородскую газету.
– Ты ешь, а то остынут, – посоветовал Андреич. – Казахстан – хорошее место. Там, говорят, яблоки растут с голову размером. Манты едят, беспармак, что ли, конину. Как вы её едите – конину?
Пока в процессе уничтожения гигантских пельменей я ему втолковал, что таких яблок больше нет, извели, повырубали яблони «апорт», что манты варят на пару и внутри кроме мяса – тыква и курдюк, что конина – замечательный дорогой деликатес, пельмени незаметно скончались. Мы запили их чаем и поехали дальше, в последнюю точку, нужную мне – на судоверфь.
Но там нам не очень повезло. Добрались до затона, где судоремонтный завод. А дальше него, и выше и ниже было много разных отдельных предприятий. Андреич о чем-то долго говорил в проходной по внутреннему, размахивая при этом рукой и напрягая голос. Потом он пришел обратно к мотоциклу, закурил и добротно матюгнулся.
– Ну, короче, дальше не пускают. Дают посмотреть, как делают паромы, речные трамвайчики и баржи-сухогрузы. Всё, что из дерева и металла. А самое интересное у них вон там.
Он протянул руку вперед, да так торжественно, как Владимир Ильич на памятниках показывает в сторону светлого будущего.
– Там рабоотают на во-оенных. Делают до-оки из железообетона, причалы для ко-ораблей и подво-одных лоодок. Вот, жмоооты, мля…
– Да мне хватит про паромы, да речные трамвайчики. Про военные тайны в редакции не упоминали. Ну, в смысле, чтобы я их раскрыл, – легко успокоил я Андреича. И мы пощли на верфь. Через час репортажный материал, образно говоря, аж из сумки вываливался. Много было материала. Больше всего мне понравилось как строят паромы большие и крохотные, для малых переправ.
Я сделал всё, что планировал ухватить в Городце и вяло доложил Андреичу: – Теперь мне надо в обратный путь, в город Павлово-на-Оке.
– Это-о далеко-о, – сказал он, доставая свою смешную папироску. – Это теперь ты только вечером поздно туда дойдешь. Хотя «ракета», конечно, не трамвайчик речной. Ладноо, забежим на пять минут в музей самоваров и поехали на пристань.
Музей, красивейшее здание из дерева, да всё в деревянной резьбе, да раскрашенное какой-то неожиданной бирюзово-голубой краской, оно само-собой уже просилось в анналы шедевров зодчества, но когда мы вошли внутрь, я натурально обомлел и минуту стоял с открытым ртом и, по-моему, даже не моргал. Вокруг нас на витринах пузато и гордо, в ряд по одному красовались самые разные самовары. Там были экземпляры старые и современные, маленькие и огромные, медные простые, красно-медные, никелированные, а ещё сделанные из заменителя серебра, отполированные до блеска золота самовары из тонкой, почти желтой меди. Всё это великолепие сделано было в разное время разными городецкими умельцами не для музея или выставок, а на каждый день. Я бы, конечно, проторчал у самоваров ещё пару часиков, но надо было торопиться в Павлово-на-Оке. И мы, оглядываясь, вышли из музея и синхронно вздохнули: – Вот дан же людям Божий дар руками творить такую красоту!
Опять вернулись на пристань.
Там он купил мне билет до Павлово, но времени оставалось ещё сорок минут и он предложил подняться на берег, посмотреть издали на хозяйственную окраину, где разверстались на большом куске земли всякие мастерские, фабрики и заводики. Там делали всё. От художественной резьбы по дереву, игрушек и запчастей к судам и машинам до вкусного Городецкого хлеба.
Он показывал пальцем на какое-нибудь здание, хотя я и не мог бы угадать – на какое. Далеко было. Но он рассказывал про эту фабрику, мастерскую, заводик или цех так самозабвенно и азартно, что прерывать его и переспрашивать не было подходящего момента.
Когда он закончил торжественную свою речь и вытер пот со лба, махнул рукой: всего, мол, не расскажешь. И мы стали спускаться на пристань, от которой как раз отчаливала моя «ракета».
-Воот этоо бо-олезнь моя, большоой моой недо-остаток – много трепать языком…
Андреич пошел в павильон и быстро поменял билет на следующую «ракету».
Ему нигде и никто в Городце ни в чем никогда не отказывал. Так мне говорила Марина, художница.
– А Вы в исполкоме кем служите? – спросил я, чтобы хоть что-то спросить. Больно уж расстроенный вид был у моего помощника.
– Я-тоо? Я то-о там заместитель председателя. Рабо-оты – в-оо! – Он провел ребром ладони поперек горла.
Мне стало так неловко, даже нехорошо. Зампред горисполкома мотается со мной, пацаном, весь день. Кормит, ухаживает как за большой шишкой. Билет вон купил. Не за рубль, понятное дело. Муторно стало на душе и стыдно.