Когда, с трудом преодолевая сопротивление встречных шквалов, возвращался к палатке, чуть не задохнулся от секущих лицо снежных зарядов. Чтобы восстановить сбившееся дыхание, ложился за торчащие камни.
Конец дня тоже не принёс перемен. Ветер налетит, отлупцует бедную палатку так, что она вся ходуном заходит, и – тишина. Слышно только, как стонут соседние скалы.
Проходят одна-две минуты – и вновь яростная атака. От оглушительных хлопков туго натянутой ткани и недостатка кислорода разболелась голова.
При этом снег не прекращается ни на секунду. Поначалу я стряхивал его со скатов резкими ударами изнутри. Но, в конце концов, вокруг палатки выросли такие кучи, что ему некуда стало ссыпаться. Пришлось выползать наружу и отгребать руками образовавшиеся валы. Выход в отсыревшей одежде на пронизывающий ветер потребовал от меня большого волевого усилия. После этой жестокой экзекуции я долго не мог согреться. Спасибо Роджерсу: принёс в термосе очередную порцию горячего чая с лимоном. После второй кружки дрожь прекратилась, и я задремал.
Открыв глаза, первым делом бью по потолку, чтобы сбросить снег и понять, что происходит снаружи. Увы, там по-прежнему метёт.
– Эй! Солнышко! Где ты? Когда ты порадуешь нас? – шепчу я.
Чтобы ослабить пытку бездельем и нехваткой кислорода, стараюсь больше спать. В забытьи, хотя бы, не лезут в голову с маниакальной навязчивостью одни и те же мысли. Чаще всего, как ни странно: «Зачем мне всё это? Сидел бы сейчас в тепле, как все люди».
Действительно, зачем? Если бы в городе мне предложили работу, связанную с такой колоссальной тратой энергии, да ещё в столь тяжёлых условиях, я бы ни за какие деньги не согласился. А тут сам, добровольно (в этом весь парадокс!) тащусь с тяжеленным рюкзаком туда, где нечем дышать, где круглый год мороз, а ветер валит с ног. И за это не только не платят, а наоборот, сам отдаёшь немалые деньги.
Зачем? Сложный вопрос. На него, наверное, у каждого свой ответ. У меня сейчас уйма свободного времени, и можно погрузиться в свои ощущения и попробовать докопаться до причин столь нелогичного своего поведения.
Мысленно перебираю варианты: самоутверждение, желание сделать то, что не каждому под силу, поймать миг восторга от победы, насладиться красотой и мощью гор, заглянуть за горизонт… Да, всё это имеет место быть, но, как мне кажется, первопричина всё же не в этом.
Как известно, человека всегда притягивает непознанное. Это замечательное качество мы называем любопытством или любознательностью. У кого-то оно сильно развито, у кого-то мало, у кого-то его и вовсе нет. Но, по мере удовлетворения естественных потребностей, у большинства людей появляются новые, более высокого уровня желания, не дающие покоя.
Покопавшись поглубже в себе, понимаю, что во мне где-то внутри находится маленький волчок (волчок не в смысле зверя, а юла). И этот волчок живёт своей собственной жизнью. Крутится то быстрее, то медленнее. И когда его обороты достигают определённой скорости, во мне возникает необъяснимый внутренний зуд. Он как бы говорит: «Хватит сидеть! Надо идти!» И не важно куда, лишь бы идти. Его невозможно затормозить. В конце концов, наступает момент, когда я не в состоянии сопротивляться и шагаю в неведомое.
Казалось бы, живём в такое время, когда всё можно увидеть по телевизору или через Интернет. Но этот неугомонный «волчок» хочет взглянуть на всё «своими» глазами. И хотя годы дают о себе знать… всё-таки иду. Порой думаю: хватит, пора остепениться, но проходит время, и эта неугомонная юла опять пробуждает во мне беспокойство: что сидишь - время уходит…
Возможно, у других происходит всё как-то иначе, а у меня именно так.
Многие люди оседлы просто по характеру. Им не хочется ничего менять, им это не интересно, им даже страшно покинуть свой двор. Это люди, в которых нет волчка. А есть другая категория людей, которым не важно, есть деньги или нет, есть здоровье или нет. Представители этого неуёмного племени встречают 90-летие на вершине Эльбруса, без ног поднимаются на Мак-Кинли, в 92 прыгают с парашютом – они не могут иначе. Это особая порода людей и я счастлив, что принадлежу к этой породе.
Законы человеческих поступков сложны, ещё сложней законы памяти. Вдруг вспомнились окраина Хабаровска и сопка, синевшая на горизонте. Её мы так и звали – Синяя сопка. Это она в далёком 1958 году поманила меня восьмилетнего. И когда вместо того, чтобы пойти в школу, я поднялся на неё и увидел, что за ней дыбятся ещё более высокие горы, мне страшно захотелось увидеть, а что же за ними? Наверное, именно эта сопка околдовала меня, и я заболел горами на всю жизнь.