К утру я так и не восстановился. Более того, появились слуховые галлюцинации: то слышался духовой оркестр, то начинал кричать петух. Единственным желанием было плюнуть на всё и как можно скорее бежать вниз, но самолюбие сдерживало.
Погода не прибавляла оптимизма: небо хоть и чистое, но ветер гнал между скал хвостатые вихри снега. Стояло выглянуть наружу, как колючие кристаллы больно секли лицо, забивали рот. Кислорода и так мало, а тут последний перекрывают!
Роджерс молча наполняет термосы чаем с остатками лимона, суёт мне в карманы орехи, плитку шоколада, и мы как-то зомби, обречённо направляемся к вершине. Уже с первых шагов весь мокрый от пота, пульс зашкаливает. Иду, не поднимая головы. Сосредоточен на одном: не отстать от проводника. Только пытаюсь глянуть на окрестности, сразу сбивается дыхание…
Время куда-то провалилось или остановилось. Мне уже всё безразлично. Тупо шагаю, словно солдат в конце сорокакилометрового марш-броска. В залитом свинцом черепе пульсирует одна и та же мысль: «Не отставать! Не отставать!» Я не заметил, как натянуло тучи и к низовой позёмке прибавился падающий сверху снег. Всё опять погрузилось в белёсую мглу. Несколько раз падаю, встаю и, шатаясь, иду, останавливаясь каждые десять шагов.
Видя моё полуобморочное состояние, Роджерс завёл под защиту скал и разлил в кружки чай. Пока я пил, он втолковывал мне, что идти дальше опасно: в такой снежной круговерти легко сбиться с пути; что сейчас мы находимся возле пика Импеденсис. Его высота 6300 метров, и мы можем взойти на него и там сфотографировать все твои флаги.
Это предложение мне пришлось по душе, хотя и не сразу осознал причину. А приглянулось оно именно из-за цифры «6300». Мне как раз 63 года! Так что есть возможность подарить самому себе за каждый год жизни по 100 метров!
Я так вдохновился, что не заметил, как мы поднялись на этот самый, с одной стороны облепленный снегом, а с другой совершенно голый, Импеденсис. Не заметил не потому, что было легко, а оттого, что был в состоянии, когда мало что осознаёшь. На вершине произошло очередное чудо: словно в подарок, ветер стих, потокколючей позёмки осел, и в хрустальной прозрачности чисто выметенного пространства открылась поразительная по красоте круговая панорама, перекрываемая на юге куполом Аконкагуа.
Во все стороны разбегались острозубые кряжи. Особую прелесть им придавал девственно-свежий снег. Чистый разреженный воздух скрадывал расстояние. Под непрекращающийся звучать в моей голове «аккомпанемент духового оркестра» я озирал всё это великолепие и недоумевал, как Господь сумел из множества уродливых и угловатых громад сотворить картину, завораживающую не меньше восхитительных линий женского тела.
То, что время нашего подъёма на пик совпало с прекращением Шторма (к сожалению, кратковременным) навело на мысль, что Гора, после устроенных мне испытаний, решила наградить в той мере, которую я заслужил. (До чести быть допущенным на главную вершину я, видимо, ещё не дорос). Теперь стало понятно, почему местные говорят об Аконкагуа как о мудром живом существе.
Я настолько выдохся, что не ощутил ни вспышки счастья, обычно охватывавшей меня на вершине, ни ликования оттого, что взял рекордную для себя высоту. Была лишь какая-то тихая радость.
Роджерс сфотографировал меня с флагами Республики Башкортостан, Русского географического общества и мы начали спуск по своим, уже едва заметным, следам. Проходя мимо ряда красивых скал, удивился - когда поднимался их вроде не было. В памяти сохранилось лишь ритмичное мелькание жёлтых ботинок проводника. (Шёл в полной «отключке»).
Когда перед нами открылось плато «Гнездо Кондора», увидели низко летящую над ним… оранжевую палатку. За ней бежали люди. Палатку крутило ветром и из неё то и дело вываливались вещи. Я успел вскинуть фотоаппарат и запечатлеть этот момент до того как она исчезла в пропасти. Правда, сделал всего один снимок – кончилась память. Чтобы заменить её, завернули в безветренный закуток. Пользуясь вынужденной остановкой, допили чай.
Чем ниже, тем лучше чувствовал себя: сказывался даже незначительный рост содержания кислорода в воздухе. Вернулась способность адекватно воспринимать окружающее.
Наконец до меня дошло «Я сделал 6300! Я молодец!» – говорю сам себе и невольно расплываюсь в счастливой улыбке.
У лагеря «Канада» догнали парня лет тридцати пяти. Продолжение его спины «украшало» изобретение российских туристов – «пенка».
– Вы русский? – обратился к нему я.
– Это вы из-за пенки так подумали? Нет, я болгарин. А вещь, действительно, удобная. Даже в мороз на камнях можно сидеть.