Огромное лежбище морских львов на столообразном острове с отвесными берегами встретило нас раскатистым рёвом (оооуррр… ооууррр) и нестерпимой вонью. Могучие, как гранитные утёсы, хозяева гаремов полулежали, высоко подняв непропорционально маленькие головы, и бдительно обозревали подступы к своим «дамам». Если кто-то из самцов пытался приблизиться к ним, гневно мычали и смотрели с такой испепеляющей злобой, что самонадеянный наглец тут же отступал. Львицы же, распластавшись на угловатых глыбах в самых немыслимых позах, в большинстве спали. Издали они походили на эластичные, светло-коричневые мешки, точно повторяющие изгибы камней.
Мы с восхищением наблюдали за тем, с какой ловкостью карабкаются по почти отвесной стене к своему лежбищу вынырнувшие из воды самки. Выстраиваясь перед «лестницей» в очередь, они, быстро-быстро работая ластами, каким-то образом умудряются «взлетать» наверх, а оказавшись среди подруг, блаженно развалиться рядом.
Следующий остров оккупировали, облачённые в длиннополые фраки, пингвины. Прибрежная полоса временами буквально вскипала от прыгающих в воду и вылетающих из неё столбиками этих коротконогих птиц. Вода здесь прозрачная, и когда пингвин «пролетал», слегка помахивая крыльями, рядом с катером, казалось, что это летит остроконечная пуля.
По земле же эти милые и потешные крепыши ходят неуклюже, в развалку. Наблюдать за ними было забавно, поскольку их поведение очень напоминает наше. Те, кто уже утолил голод, собирались в кружок на «митинг». Деловито обмениваясь новостями, они одобрительно похлопывали друг друга крыльями-плавниками, целовались, галдели, улыбались. Пообщавшись, разбредались по двое-трое и опять «митинговали» уже у «крылечка» перед своими земляными норами, в которых живут годами. Наконец, раскланивались и исчезали в них для отдыха. Набравшись сил, выходили и вновь шлёпали на «рыбалку».
Детёныши размером уже с родителей, только облачены не в чёрно-белые костюмы, а в бежево-серые шубки. Кричат, тоже будь здоров, пронзительно, как вороны, разве что протяжней и помягче. Людей пингвины не боятся, напротив, если приближаешься, сердятся: запрокидывают голову, выпячивают грудь и, широко раскрыв клюв, издают несоответствующий их добродушной внешности злобный визг-свист.
Ветер тем временем усиливался. В нём всё явственней ощущалось холодное дыхание Антарктики. Доплыв до маяка, установленного на крохотном скалистом островке, повернули обратно. Отсюда оставалось несколько часов до изъеденного ветрами и пропитанного солью мыса Горн. Там, на высоком базальтовом пятачке, тоже стоит маяк, рядом небольшая, длиной не более пяти метров, деревянная часовня и прилепившийся к ней дом смотрителя.
Мыс Горн – одно из знаковых, овеянное многими легендами, место на Земле: кроме того, что это самая южная точка шести континентов, здесь встречаются волны двух океанов и заканчивается обитаемая земля. Отсюда на север тянутся более двадцати тысяч километров горных цепей Анд и Кордильер, упирающихся на севере в мыс Принца Уэльского.
Все путешественники и моряки сходятся во мнении, что мыс Горн – самое дикое, самое непредсказуемое и беспокойное место на планете: здесь почти круглый год туманы, дожди, а ветер достигает скорости 70 метров в секунду. До 1914 года, когда Атлантический и Тихий океан соединил Панамский канал, маяк на мысе Горн играл важную роль для безопасности мореплавания. Сейчас пролив Дрейка утратил своё прежнее значение.
МАР-ДЕЛЬ-ПЛАТА
Перед вылетом на Родину решили после холодной Огненной Земли погреться на пляжах самого популярного аргентинского курорта Мар-дель-Плата. Он нас разочаровал: оказывается, вовсе это не курорт в нашем понимании, а большой город с отелями и песчаным пляжем, вытянувшемуся стометровой полосой на десятки километров. Второе, к сожалению, ещё более неприятное разочарование – вода здесь была такая же мутно-жёлтая, как в Буэнос-Айресе.
На пляже валялись десятки тысяч людей, но… никто не плавал. Стояли по колено или по пояс в воде и поджидали пенистый вал. Когда он накатывал, одни с визгом выбегали на песок, другие ныряли под волну. Её гребень у берега закручивался и, «заглотив» воздух, становился ослепительно белым. Пенные буруны торопливо окатывали песок и возвращались в океан.