Выбрать главу

Бородатый Петро, нос которого стал уже краснее лица, не мог удержаться от возмущения при виде такой беспорядочной укладки и зло рявкнул:

— Ты что громоздишь тут возле самых моих бутылок? Не можешь поставить к стенке, лётчик?

— К стенке-е?! — Голос Лёшки взвился на самую высокую ноту. — Смотри! — кричит он и, продолжая держать тележку правой рукой, вытягивает левую по направлению к стене за приёмным пунктом.

«Смотри!» — это было так повелительно выкрикнуто, что все невольно повернулись посмотреть, на что он указывал.

— Там двух русских матросов застрелили. Падлы, фашисты! Сучья кровь! К стенке поставили и застрелили. А я туда буду ящики ставить?!

— А ты сам в это время коров там доил, что ли, лётчик? — оскалился злобно Петро.

То, что прокричал перед этим Лёшка, заставило всех замолчать, а от вопроса бородатого мужчины очередь замерла. И в эту помертвевшую тишину ворвалось неожиданно охрипшее, как рычание дикое:

— На хаус!

Тележка мгновенно разворачивается в третий раз на бородача.

— Господи Иисусе! — Вскрикнула Маруська.

Кто-то охнул. Девушка с косичками распахнула испуганные глаза. Очередь автоматически отшатнулась. Пирамида из ящиков с грохотом рушится на тележку и стоящие рядом сетки, корзину, мешок с бутылками. Верхний железный ящик падает прямо на голову разъярённого, рванувшегося вперёд Лёшки.

— Папа! Папочка! — раздаётся в тот же миг голос из окна, стоящего рядом дома. Через несколько секунд из него выбегает девушка, с силой расталкивает сгрудившихся сразу людей, падает на грудь рухнувшему на спину Лёшки, накрывает его рассыпавшими волосами и шепчет:

— Папа! Папочка! Папа!

Письмо

В почтовом ящике лежали телеграмма и письмо. Он достал и хотел уже вскрыть запечатанный бланк, как надпись на конверте заставила его вздрогнуть и тут же забыть о телеграмме.

Ключ с трудом попадает в замочную скважину — рука не поднимается. Не вот дверь отперта, папка привычно летит на вешалку и, не снимая пальто, он садится за стол и разрывает конверт. Перед глазами надпись на месте обратного адреса: «Целую. Твоя Аленька».

Она никогда не писала ему писем. И зачем, если в любом конце города его можно найти по телефону?

«Целую». Почему так жарко от этого слова? Они давно друзья, но ещё ни разу не говорили о любви, и желанные губы казались такими недосягаемыми. А тут прямо на конверте…

Командировка. Он не видел её почти две недели, но штамп «местное» говорил о том, что она в городе. Что же могло произойти?

Сотни вопросов опередили руки, торопливо разворачивающие лист, сотни вопросов устремились в строки письма.

«Мой милый, дорогой, самый-самый хороший! Уж ты прости меня, пожалуйста.

Я никогда не писала тебе, но сейчас… прости, пожалуйста. Никак не могу собраться с мыслями. По телефону сказать это невозможно. Ты поймёшь меня правильно, я уверена. Ми давно с тобой не виделись. Как странно всё-таки жизнь распоряжается нами? Неделю назад я купалась в море и прыгала со скалы. А сегодня у меня… рак.

Это ужасно. Рак. Ты не можешь себе представить. Всё было так хорошо. И вдруг… Мне очень страшно.

Сначала меня просто положили на обследование. Я всегда не любила больницы. У меня даже не было здесь ни одного знакомого врача. Теперь есть. Но и те ненадолго. Один из них сказал, что у меня непонятная опухоль. «Это рак?» — спросила я. Он не ответил.

Я умираю. Никак не могу поверить.

Хочу, хочу, хочу жить!

Милый, я должна тебя увидеть. Помоги мне! Ты ведь знаешь, что я не сентиментальна, но умирать страшно.

Мне так хотелось что-нибудь сделать заметное. Ведь я жила для чего-то. Ты заставлял меня поступать в аспирантуру. Ты говорил, что я буду учёным. Ты видел во мне больше меня самой. И только сегодня я поверила тебе. Поздно поверила.

Опоздала. Это слово мучает меня, преследуя каждую секунду. Оно мечется передо мной, висит над ресницами, и как только я поднимаю глаза, оно раскачивается чёрным маятником. Тогда я боюсь смотреть вверх, но глаза сами поднимаются, и я закрываюсь подушкой. А иногда мне кажется, что оно давит меня изнутри и скоро разорвет. Опоздала.

Помнишь, мы поднимались с тобой по Тарахташской тропе, и я рассказывала о теореме, которую можно доказать белее легким способом, чем в учебнике? Ты уговаривал ещё меня взяться за неё и добить до конца. Я могла успеть, но вот опоздала. Поленилась. Боже мой! Неужели я действительно никогда не буду жить? А вдруг это произойдет завтра? Или сегодня… сейчас…? Милый, я не выдержу. Приезжай!