Таким образом, в обществе возникло новое «идеологическое» большинство, сформированное массовой реакцией на сложности социальных перемен. Это большинство было готово наказать нынешнюю команду реформаторов за тяжелые испытания, однако не собиралось реставрировать «старый порядок». Во-первых, новый «приватный» человек поддерживает принципиально иные, чем «человек советский», ценности: он ориентируется на «законность и порядок», «стабильность» и «достойную жизнь» и не приемлет «мобилизационную» идеологию тоталитарного режима. «Центристское» неприятие крайностей все сильнее укореняется в массовом сознании. Во-вторых, большинство населения фактически интернационализировало основные достижения перестроечного периода: свободу слова, сближение со странами Запада, свободу выезда из страны, свободу предпринимательства. Наконец, как это ни парадоксально, реформаторам легче собрать большинство в стране по конкретным проблемам, чем по принципиальным идеологическим вопросам.
Вместе с тем произошел разрыв между властью и обществом, который был многократно усилен чеченским конфликтом. Примером мог служить наблюдавшийся с начала чеченской войны всплеск антимилитаристских настроений. По данным фонда «Общественное мнение», общество поддерживало акции солдатских матерей, пытавшихся забрать своих детей, воевавших в Чечне (75 процентов), и положительно относилось к отказам военнослужащих выполнять приказы в ходе военных действий в Чечне (53 процента).
Сильнее всего антивоенная установка проявилась в родительской части общества. Согласно опросу фонда «Общественное мнение», 42 процента респондентов собирались на президентских выборах голосовать за противников военных действий в Чечне и лишь 8 процентов — за их сторонников.
В обществе нарастал негативизм по отношению к личности президента. На протяжении последних лет популярность Ельцина неуклонно снижалась, но при этом сохранялся устойчивый отрыв от следовавшей за ним когорты политиков. Осенью 1994 года отрыв сошел на нет, а с декабря того же года опросы ВЦИОМ фиксировали, что по степени доверия населения Б. Ельцин уже уступал Г. Явлинскому. Не исключено, что одним из мотивов, подтолкнувших федеральную власть к введению войск в Чечню, была надежда, что «маленькая победоносная война» восстановит пошатнувшийся рейтинг президента. Результаты, однако, оказались противоположными ожидавшимся. В первом туре президентских выборов, по данным фонда «Общественное мнение», за Ельцина готовы проголосовать только 3 процента опрошенных, а за Явлинского — 14 процентов.
Чечня наложилась на старую поляризованную структуру, не создав вместо нее новой. Чеченский конфликт привел к деструктуризации политического пространства. Прежняя ось, вокруг которой оно было организовано — отношение к президенту — оказалась сломленной. Политические лидеры были вынуждены определяться в чеченском вопросе помимо или даже вопреки своим про- или антипрезидентским предпочтениям, партии оказались идеологически дезориентированы. Биполярную логику окончательно сменила логика «борьбы всех против всех».
Политические лидеры попытались воспользоваться ситуацией в своих интересах, и тем фактически открыли избирательную кампанию. Однако, за исключением Явлинского, большинство из них ничего не приобрели или даже потеряли в глазах избирателей. Это относится как к критикам (Е. Гайдар), так и сторонникам (В. Жириновский) «чеченской кампании».
Пожалуй, с наименьшими потерями из чеченского кризиса вышел В. Черномырдин. Он сумел дистанцироваться от президентского курса в Чечне и благодаря этому не подорвать своей репутации. Все большая часть элиты начала рассматривать его в качестве потенциального преемника Ельцина. В 1996 году он пользовался не слишком большой поддержкой электората и только 4 процента опрошенных считали, что он лучше остальных справился бы с ролью президента. Его имиджу не хватало политического измерения, и он рассматривался массовым сознанием как технократ, призванный выполнять чисто технические функции.