Но в его позиции имелось немало и узких мест, а также проблем, с которыми он как кандидат неизбежно столкнулся бы в ближайшем будущем. Среди них: существенное сокращение — с увольнением с премьерского поста — административных ресурсов, недостаточное владение инструментарием публичной политики, неопределенность электоральных перспектив НДР как структуры подчеркнуто номенклатурного типа, возможность потери НДР статуса «партии власти». На эту роль, по имевшимся сведениям, рассматривалась коалиция мелких радикально-либеральных партий, опорным звеном которой, наряду с «Демвыбором России» могло оказаться только что тогда зарегистрированное «раскольником» НДР С. Беляевым объединение «Российский прогрессивный союз». Нельзя было не учитывать и ограниченность предвыборного маневра: с одной стороны, было очевидно, что без критики президентского курса успеха на выборах не добиться, с другой — подобная критика осложнила бы отношения с Кремлем и могла бы сыграть роль «бумеранга».
В краткосрочной перспективе речь могла идти несколько о другом, а именно: о непосредственном влиянии В. Черномырдина на расстановку политических сил в стране и во властных структурах. Наблюдатели отмечали, что неординарность его действий поставила перед президентской командой ряд трудноразрешимых проблем.
Прежде всего констатировалось, что бывшему премьеру удалось сыграть «на опережение», перехватив инициативу в наиболее болезненном для Б. Ельцина вопросе — о возможности его выдвижения на третий срок. В результате этого президент оказался в ситуации «цугцванга» — когда каждый ход ведет к ухудшению позиции. В самом деле, опровергать В. Черномырдина, утверждая, что это его личная инициатива — значило публично признавать, что премьеру фактически указали на дверь. Не реагировать, делать вид, будто ничего не произошло — все равно что сдавать позиции. А вступить в конфронтацию — просто совершить электоральный фальстарт, публично «засветив» собственные амбиции.
Решение, принятое Б. Ельциным в ситуации, когда особого выбора у него не было, можно считать оптимальным. Объявив о том, что «выпадает из выборов», Б. Ельцин фактически подтвердил прежнюю позицию: «не выдвигаюсь, потому что это противоречит Конституции». То есть, если Конституционный суд это противоречие снимет, вопрос как бы автоматически вновь открывается. Кроме того, В. Черномырдину был нанесен ответный удар: ему напомнили первопричину вопроса — решение главы государства об отставке правительства. Тем самым было подчеркнуто, что появившиеся у него президентские амбиции — результат не его, а президентского выбора, который дал экс-премьеру очередное поручение и ждет от него соответствующего отчета. Тем не менее сути дела это не изменило: первый раунд президентской командой оказался проигран.
То же самое, хотя и менее явно, произошло и во втором раунде. Речь идет о жестком и — что немаловажно — удачно мотивированном несогласии В. Черномырдина с возможным роспуском Государственной думы. С продолжением ее работы бывший премьер связал перспективу принятия в 1998 году Налогового, Бюджетного и Земельного кодексов, а также пакета социальных законов. Имелись все основания полагать, что позиция В. Черномырдина существенно повлияла на изменение тональности президентской стороны и начало прямого диалога с парламентариями.
В этой ситуации нельзя было полностью исключить и возможного повторного сближения Б. Ельцина и В. Черномырдина: некоторые достаточно информированные наблюдатели и эксперты, например, бывший пресс-секретарь президента В. Костиков, указывали, что кандидатура экс-премьера теоретически могла быть внесена в Государственную думу в третий раз, после двух отклонений С. Кириенко; нашлись бы и соответствующие объяснения этой комбинации-рокировки, например, невозможность удаления из кабинета иным способом А. Чубайса и А. Куликова, отставка которых неизбежно послужила бы поводом для атаки на власть со стороны различных финансово-политических группировок. Высказывались предложения «осадить» Думу, не допустив вынесения прежнему правительству депутатского недоверия, а также оптимизировать структуру, состав правительства и его аппарат в рамках предложенной концепции административной реформы и т. д.
Однако развитие ситуации по данному сценарию многим экспертам представлялось в целом маловероятным, так как это фактически означало бы не только косвенное признание Б. Ельциным своего поражения, но и существенно осложнило бы ему участие в выборах 2000 года. Тем самым из наиболее активного субъекта российской политики он фактически превратился бы в «хромую утку» — так в США называют уходящего президента, чья власть ограничивалась датой инаугурации преемника. Эти и другие обстоятельства позволяли убедиться в том, что избранная президентской стороной тактика «зачистки» предвыборного пространства на данном этапе успехом не увенчалась: в лице В. Черномырдина президент столкнулся с опытным и искушенным в кремлевских интригах, а потому крайне осторожным и не склонным к авантюрам политиком, опирающимся на поддержку ТЭКа и других могущественных финансово-политических структур. Причем показательно, что еще на дальних подступах к избирательной кампании экс-премьер фактически определил ключевое направление выстраивания своего имиджа: образу «ниспровергателя и разрушителя» в лице действовавшего президента как бы противопоставлялось стабилизирующее, «созидательное» начало. Кстати, германисты отметили прецедент, вспомнив одну из кампаний по выборам в бундестаг ФРГ в середине 80-х годов, которую Г. Коль вел под слога-ном: «Этот канцлер внушает доверие!»