— Тебе всего тридцать четыре года, Боб. Для боксера ты уже стар, но для отца — молод.
— В самом деле…
— А мне — тридцать два, пора… Пора об этом подумать… Тебе не кажется?
— Да…
Я взглянул на нее и увидел прежнюю Кати: смущенное личико, чистая улыбка, густые брови. Я обнял ее за талию.
— А не приступить ли нам сразу к делу?
Она покраснела как девочка.
— Ох! Еще рано, Боб…
— Зачем ждать? В любом случае, Кати, через девять месяцев я уже не буду чемпионом Европы!
Поверженный боксер зашевелился и сделал невероятное усилие, чтобы перевернуться на бок.
— …Пять! — неумолимо произнес рефери.
Еще никогда ни к одному матчу я не готовился столь тщательно.
Интенсивные тренировки вначале, строжайший режим, здоровый, как у младенца, образ жизни, я поистине ничего не оставил без внимания.
Обеспечил себя первоклассными спарринг-партнерами, один из которых экс-чемпион Брабиуф (первосортный чернокожий громила), и дал им задание бить меня побольней. Занятный мазохизм, не правда ли? Однако, если хочешь готовиться по-настоящему, надо страдать.
У меня в голове была лишь одна мысль: одержать бесспорную победу над Андриксом и быстренько уйти из бокса. Моя жизнь, подчинявшаяся этой идее-фикс, напоминала часовой механизм в бомбе замедленного действия, готовой взорваться в назначенный для покушения момент.
При таком режиме годы отступали. Большего я от них и не требовал: пусть не дают о себе знать еще месяц, а потом я смирюсь с возрастом, не стану больше пытаться его обмануть. Я сам себе немного напоминал страстную кокетку, которая тратит весь оставшийся пыл на завоевание последнего возлюбленного, клянясь после этого наконец признать свою старость.
Кати помогала мне изо всех сил, со всем усердием. Когда я делал пробежку, она сопровождала меня по тропинкам Монфора-л’Амори на велосипеде, захватив с собой толстый шерстяной свитер и махровое полотенце. Как только пробежка заканчивалась, она вытирала с меня пот и натягивала свитер. После тренировки со скакалкой делала мне массаж, и, должен сказать, получалось у нее ничуть не хуже, чем у Монтескью, моего массажиста… Она научилась этому еще в ту пору, когда только начинала работать учительницей и состояла в каком-то обществе по оказанию первой помощи.
Журналисты получали огромное удовольствие. Они без устали выдавали бесконечные тирады об «идеальной супружеской паре ринга», о преданной супруге Катрин Тражо…
Нам же наша спокойная любовь казалась такой естественной…
Время от времени к нам на обед или на ужин приходил Андрикс. О своих тренировках он не рассказывал, но я читал о них в газетах.
Мы с ним заняли благородную позицию. Для нас этот матч двадцать шестого ноября был событием чисто профессиональным, к которому дружба не имела никакого отношения. Мы решили в нашей частной жизни забыть о нем до наступления времени «Ч»… Этот матч, наконец, казался нам неким общим делом, в котором мы будем участвовать как партнеры, а не как противники.
Когда Андрикс приходил к нам — всякий раз с роскошным букетом для Кати, — я спрашивал у него с невинным видом:
— Все в порядке, Жо?
И он, чуть покраснев, непременно отвечал:
— Все прекрасно, Боб, а как вы?
— Потихоньку!
После чего мы оба разражались искренним смехом…
Обед или ужин проходил так же весело, как и прежде. Кати сама стряпала для нас…
Андрикс чувствовал себя на седьмом небе. Меню было постоянным, как теорема: ветчина, жареное говяжье филе с кровью. Кати готовила его по савойскому рецепту, доставшемуся ей в наследство от бабушки… Мы пировали вовсю… Затем следовали йогурт и яблочный пирог, разумеется испеченный хозяйкой. Мы выпивали к мясу чуточку «бордо», и это была единственная «слабость», которую мы себе позволяли.
Прошли недели… Я все тщательней распределял силы, чтобы не перегореть ко дню матча. С Бодо мы виделись редко. Он занимался только Андриксом. Жо — это значило будущее, тогда как я уже представлял собой прошлое… В общем, готовилось мое поражение, а для этого много советов и не требуется.
Накануне матча после взвешивания я три раунда отработал с «грушей», один — со скакалкой и всю вторую половину дня провел в постели, в полумраке, чтобы расслабиться. Это было нелегко… Я непрестанно видел перед собой ринг, а на ринге напротив меня — моего дружка… В сущности, мы оба будем выглядеть по-дурацки. Я ни за что не смогу воспринимать Жо как настоящего противника…