В отличие от Запада, в России не было института права собственности. Различия между двумя частями европейского континента формировались на протяжении многих веков. После норманнских завоеваний 1066 г. в Англии был установлен монархический режим, по степени централизации превосходивший все остальные страны Европы. В XII в. король Генрих II совершил переворот в законодательстве страны, предоставив свободным людям возможность на защиту права полной земельной собственности в королевском суде, в то время как ранее эти вопросы относились к юрисдикции феодальных баронских судов. Это нововведение стало одной из основных вех в истории вопроса о неприкосновенности частной земельной собственности. Своевольный характер правителей династии Анжуйских стал причиной осложнения отношений короля Иоанна и баронов. В 1215 г. в Ранимеде вспыхнуло восстание, которое подтолкнуло Иоанна к подписанию Великой хартии вольностей — важному шагу к ограничению власти королевской династии. Противостояние между крестьянами, лордами и монархом привело к расширению прав собственности крестьянского сословия в XVI–XVII вв. посредством введения системы копигольдов и льготной аренды (Аллен. 1992). А гражданская война и Славная революция закрепили приоритет власти парламента над властью короны. Таким образом, гражданское общество, не зависящее от государства, своим появлением обязано повсеместному распространению института частной собственности и формированию представительских органов власти (а в некоторых случаях — становлению института демократии).
Распространение института частной собственности на континенте шло другим путем. Например, ослабление королевской власти во Франции в эпоху позднего Средневековья привело к консолидации светской собственности и возникновению муниципальных, местных и церковных привилегий, защищенных от притязаний последующих абсолютистских монархических династий (Блох. 1931; Эпштейн. 2000). Во многих областях исторических Нидерландов и Германии конфликты между императором, королями, знатью и горожанами привели к тому, что гарантами неприкосновенности собственности стали верхние слои общества, с одной стороны, и политические принципы, защищающие права крестьянского сословия, с другой стороны (Де Фриз. 1976; Тюн. 1993). Подобно ситуации в Англии, в этих случаях также возникали определенные законодательные режимы и социальные модели, благоприятствующие рыночно ориентированному типу развития.
В российской же истории аналогичная модель событий не стала реальностью. К началу XVIII в. власть в стране была сосредоточена в руках царя. Знать оказалась в сильной зависимости от царского режима, располагая крайне ограниченной свободой действий, а крестьянское сословие «эволюционировало» в крепостное, что немногим было лучше рабства[6]. Подобно Марксу, либералы полагают, что именно такая социальная структура и стала причиной отставания в развитии.
Истоки крепостничества следует искать в событиях XV в. В этот период система крепостного права стать исчезать из реалий Западной Европы, однако в восточноевропейских странах, напротив, происходило ее насаждение. В России институт крепостничества можно рассматривать как решение проблемы малой численности населения при обширной территории страны. В 1400 г. в европейской части России проживало 10 млн человек — 1/12 часть населения европейской части Российской империи по переписи 1913 г. (Байрох и др. 1988, 297; МакИвди и Джонс. 1978, 82). В средние века значительная часть России находилась под игом татар — части Монгольской империи, а Московское княжество фактически владело лишь небольшой территорией вокруг самого города. В XV–XVI вв. великий князь, принявший титул «царь»[7], существенно расширил свои владения, в первую очередь за счет территорий, подконтрольных татарским завоевателям, а затем отвоевал земли Украины и западной части России у польского государства. К 1800 г. европейская часть территории Российской империи приближалась к максимальному значению за всю историю страны. Тем не менее численность населения огромной страны составляла всего 30 млн человек — менее четверти от уровня 1913 г. (МакИвди и Джонс. 1978, 82).
Имея столь малочисленное население на заре современного этапа истории, Россия, подобно американскому государству XIX в., была «страной неисследованных рубежей» (Бассин. 1993). На столь обширных территориях довольно просто было основать новое хозяйство, что лишало преимуществ использования такого инструмента, как арендная плата за землепользование. Знать получала крайне скудный доход с землепользователей, поскольку при росте налогов последние могли легко переселиться в новый район, имея в своем распоряжении огромную неосвоенную территорию. Труд являлся дефицитным фактором производства, и для феодала было важно предотвратить утечку рабочей силы. Будучи привязанными к владельцу, крестьяне не могли противиться его власти и обязаны были платить земельную ренту, а также безвозмездно работать на его землях. В этой ситуации был один аспект, который, несомненно, играл на руку феодализму: закрепощение крестьянства в России оказалось менее сложной задачей, так как у этого общества не было исторического опыта коллективного сопротивления требованиям знати (Бреннер. 1989). Однако нельзя утверждать, что возникновение крепостного права (или рабства) является неизбежным следствием наличия неосвоенных территориальных владений. Рабовладельческий строй существовал на юге Соединенных Штатов, хотя так и не распространился на северные территории страны. В Западной Европе значительную роль в искоренении рабства после эпидемии «черной смерти»[8] сыграло крестьянское сопротивление. В России же царь обладал достаточной политической властью и твердым намерением привязать крестьянина к земле, чтобы его труд шел на пользу знати и государству (Домар. 1970; Крамми. 1987). Уложение 1649 г. завершило процесс юридического оформления системы крепостного права в России[9].
6
Пайпс (1974, 50–51) противопоставляет средневековую Россию и систему западного феодализма, который, в отличие от России, носил взаимный и договорной характер. В конечном счете все общество было подчинено царской власти. Однако, например, согласно точке зрения Кивелсона (1993; 1996), между царем и боярами наблюдалась некоторая степень взаимозависимости.
8
См. взгляды Роберта Бреннера (1976), а также вызванную им дискуссию (Астон и Филпин. 1985).
9
Данный аргумент позволяет принять сторону «законодательного подхода» в споре с «незаконодательными» историками. Так, Хелли в своем исследовании (1971) представляет свод аргументации в рамках дискуссии и приводит доводы в пользу «законодательной» позиции, согласно которой крепостничество до указа 1649 г. было неэффективным. Оппоненты этого подхода придерживались «незаконодательной» версии, сформулированной Ключевским (1907, 174–199). Они полагали, например, что обязательства крестьян препятствовали более ранней мобильности. См. также: Воробец (1981).