Несмотря на то что многие исследователи придерживались весьма пессимистичной трактовки перспектив развития экономики Российской империи, существует другая школа, представители которой более оптимистично оценивают тенденции экономического развития страны. По их мнению, Россия, действительно, встала на путь быстрого экономического роста по западной модели. Так, пессимизм бизнес-историков подвергал сомнению в своих работах Миронов (2000), утверждая, что в России, напротив, шли процессы становления законодательной системы и формирования гражданского общества, что в итоге должно было стимулировать переход к западному пути развития — европейскому образцу. Аналогичную точку зрения можно проследить в работах Грегори (1994), чья интерпретация перспектив экономического развития страны отличалась столь же позитивной оценкой. Его работа заслуживает внимания прежде всего в силу практического вклада в изучение двух вопросов: оценки национального дохода в России в период в 1885–1913 гг., в рамках которой он скрупулезно отмечает показатели роста экономики страны и демонстрирует его стремительность, и вывода о том, что очевидный рост производительности сельского хозяйства внес значительный вклад в рост ВВП страны. Факты, подтверждающие повышение объема выпуска сельскохозяйственной продукции, позволяют оспорить утверждения Гершенкрона о предполагаемом застое в аграрной сфере, вызванном укреплением института общинного землевладения.
Практические расчеты Грегори оказали существенное влияние на дискуссию об экономическом развитии России. Однако его трактовка фактов не столь убедительна, как может показаться на первый взгляд.
Он полагает, что в России наблюдался «модернизационный экономический рост», носящий характер спонтанности. Иными словами, в основе этого роста лежали факторы, не связанные с особенностями исторического периода или моделью государственной поддержки. Он также утверждает, что этот «спонтанный рост» способствовал повышению уровня жизни населения и мог бы продолжаться на протяжении всего XX в. Следовательно, если развитие экономики было столь успешным, то его следствием не могли стать события, подобные революции 1917 г. «Связь между экономикой и политикой всегда была весьма незначительной. Заблуждения и недопонимания всегда особенно сильно проявляются при попытках объяснить динамику революционного процесса влиянием экономической составляющей» (Грегори. 1994, 7). По его словам, если бы экономика продолжала развиваться по капиталистическому пути, то к 1990 г. уровень жизни в России мог бы сравняться с западноевропейскими странами.
В этой главе приводятся доказательства того, что именно пессимистичные оценки перспектив экономики имперского периода наиболее полно соответствуют историческим реалиям. Мое исследование представляет более точный анализ факторов роста и распределения доходов, нежели тот, который характерен для группы «оптимистов». И этот анализ ведет к противоположному заключению. Хотя не вызывает сомнений факт роста уровня ВВП на душу населения в этот период, следует отметить, что этот рост во многом был обусловлен резким повышением производительности сельскохозяйственного сектора, который в свою очередь тесно связан с особенностями ситуации в мировой экономике в XIX в. Лишь малая доля прироста ВВП приходилась на промышленную сферу, причем здесь огромную роль играла государственная поддержка производителей — фактор, полагаться на который в долгосрочной перспективе было невозможно. Кроме того, рост экономики страны породил серьезное столкновение интересов ключевых социальных классов — конфликты, ставшие «линиями разлома» в преддверии событий 1917 г. Для успеха революции потребовалось поражение в Первой мировой войне, некомпетентность и авторитаризм царской власти вкупе с эффективной организацией деятельности большевиков. Однако имперская экономическая традиция и сама была благодатной почвой для возникновения радикальных политических течений.
Наиболее убедительным доказательством того, что Россия вступила на путь модернизационного развития, является рост национального дохода: в 1885–1913 гг. этот показатель ежегодно составлял 3,3 % (1,7 % в пересчете на душу населения) (Грегори. 1982, 56–57, вариант 2).
Общие показатели увеличения объемов производства были велики даже по мировым стандартам, а темпы роста в пересчете на душу населения не уступали аналогичным показателям в странах Западной Европы и Северной Америки. Кроме того, экономика страны в этот период демонстрировала и другие черты, характерные для развивающихся стран мира, например увеличение темпов роста капиталовложений.