Одним из критериев оценки результатов развития бедных стран являются темпы роста их экономики. Однако этот критерий не единственный: вторым является распределение прибыли. Многие экономические труды в западных странах посвящены вопросу получения рабочим классом выгоды от общего экономического роста страны. Для истории российской экономической мысли характерно крайне незначительное количество таких исследований, несмотря на очевидную значимость данного вопроса для политического контекста государства[19]. В рамках подобного исследования следует рассмотреть две категории показателей: уровень жизни городского и уровень жизни сельского населения.
Восстания городского рабочего класса 1905 и 1917 г. оказали сокрушительное воздействие. При этом недовольство рабочих, вылившееся в бунт 1917 г., имело целый ряд оснований, среди которых были такие факторы, как царская тирания, деятельность большевистской организации, а также итоги Первой мировой войны, хотя характер экономического развития царской России также имел весьма большое значение для эскалации народного возмущения. Несмотря на то что в 1883–1913 гг. прирост дохода на душу населения составил примерно 69 %, а производительность на одного рабочего в 1887–1913 гг. увеличилась в 2,4 раза[20], это никак не отразилось на реальной заработной плате населения. Имперская Россия в этом смысле является классическим примером экономического развития, при котором не реализуется теория «просачивания благ сверху вниз» — рабочий класс не получает выгоды от достижений экономики страны.
Простейшим способом оценки уровня жизни рабочего класса является реальная заработная плата — соотношение номинальной заработной платы к уровню потребительских цен. Можно проследить изменение данного критерия для нескольких групп российского рабочего класса: занятых на фабриках, работников железнодорожной сферы и особенно представителей сферы торговли[21]. Информация о доходах представителей ремесленной отрасли и различных обслуживающих секторов весьма скудна[22]. При исследовании этого вопроса можно встретить разное представление данных. Так, для заводов и работников железнодорожной отрасли источники чаще всего содержат цифры среднегодовых доходов, для строительной отрасли характерны публикации о ежедневных доходах. При этом первый вариант представляет собой более удобный формат для определения уровня жизни. Мои подсчеты ежегодного дохода строителей основаны на предположении о том, что среднее количество рабочих дней в году равнялось 150, то есть в основном этот период охватывал летний сезон. Коэффициент роста их заработной платы в номинальном выражении за 1885–1913 гг. равен 1/3.
Однако здесь возникает вопрос: насколько рост заработной платы рабочих превышал рост потребительских цен? Ведь изменение последнего показателя соответствовало повышению общемировых цен на продовольствие, а также зависело от уровня российских цен на продукцию текстильной промышленности, стимулирование которых, как уже отмечалось, обеспечивалось за счет повышения тарифов. Для пересчета на уровень инфляции показатели заработной платы были занижены в соответствии с долгосрочным индексом розничных цен Санкт-Петербурга (1853–1913 гг.) или с индексом цен Понтрягина[23]. График 2.2 отражает ежегодный уровень реальной заработный платы работников железнодорожной отрасли, рабочих заводов и строительного сектора за 1885–1913 гг. Поражает отсутствие роста заработной платы в реальном выражении. Этот пример позволяет выдвинуть гипотезу о том, что в середине 1880-х гг. в Санкт-Петербурге произошло некоторое снижение уровня реальной заработной платы работников, занятых в железнодорожной сфере, и в то же время наблюдался определенный рост доходов работников строительной отрасли. Однако в действительности никакого роста не было, так как данные для строительного сектора следует рассматривать за более продолжительный период, начиная с 1853 г. Из анализа графика 2.3, где отражены изменения уровня реального дохода этой категории рабочих в 1853–1913 гг., можно сделать вывод о том, что на протяжении этих десятилетий наблюдались определенные периоды повышения и понижения, однако в целом восходящая тенденция отсутствовала. Отсюда следует весьма важное заключение: рабочие, занятые на российских фабриках, железной дороге и в строительстве, не получали благ (уровень дохода), соответствующих росту экономики страны.
19
Грегори (1982, 174; 1994, 35) дважды публиковал таблицу, согласно которой неравенство в России начала XX в. имело значительно меньший масштаб, нежели в других странах мира. Однако он также указал на то, что эти статистические данные не достоверны и не правдоподобны.
20
Получено путем деления «расширенного индекса промышленного производства Каффенгауза», приведенного Грегори (1997, 198), на уровень занятости, согласно Каффенгаузу (1994, 307–315).
21
Данные по среднегодовому уровню доходов рабочих на заводах даны по работе Струмилина (1966, 92, 94), величина дневного заработка петербургских рабочих, занятых на строительстве, также приведена по одному из исследований Струмилина (1966, 82), равно как и среднегодовой доход железнодорожников (Струмилин. 1958, 642). Грегори (1982, 254–255, 277, 278, 296) приводит данные по доходам работников телеграфа, железнодорожным механикам и обслуживающему персоналу, знак Варзара заработной платы для тяжелой промышленности, а также рабочих, занятых в прокладке железнодорожных путей. Анализ любых данных Грегори дает аналогичную картину стагнации уровня реальных доходов.
В ходе анализа среднегодовых доходов фабричных рабочих возникает вопрос их интерпретации. Данные для анализа взяты из отчетов инспекции заводов. Струмилин воспроизводит две группы данных, которые необходимо обобщить: первая группа данных релевантна для Российской империи периода 1885–1900 гг., вторая — для России (без учета Польши и Финляндии) для 1897 и 1900–1914 гг. Эти серии имеют два общих года — 1897 и 1900, причем данные по этим годам сходны, а графическое отображение данных позволяет увидеть, что в уровнях или по линии тенденции сбоев не было. Существует три способа обобщения этих массивов. Первый способ предполагает их взаимоувязывание в 1897 и 1900 г., второй — слияние без каких-либо корректировок. Первый способ приводит нас к графику, совершенно аналогичному графику Варзара и демонстрирующему наименьший рост доходов. Грегори (1982, 254–255) пошел по второму пути и получил максимально возможный темп роста доходов. Я предпочел избрать третий способ — эта методика позволяет получить средний темп роста заработка. Следует отметить, что использование рядов данных Грегори не повлияет на оценку процесса индустриализации российской экономики, приведенную в данной работе.
22
Тем не менее Грегори (1982, 219–220) полагает, что динамика доходов обслуживающего и медицинского персонала аналогична процессам, характерным для уровня доходов рабочих на заводах. Представляется, что это наблюдение дает возможность применить выводы, полученные на основе доступных показателей, к более широким категориям исследования.
23
Существует шесть основных ценовых рядов, доступных для использования в процессе дефляции. Еще больше последовательностей может быть извлечено путем вычисления средних ценовых показателей либо посредством применения субиндексов. Четыре из шести индексов применимы к Санкт-Петербургу и включают цены на различные комбинации потребительских товаров. Пятый индекс основан на данных московского рынка, а шестой индекс — индекс Понтрягина — представляет собой псевдорозничный индекс, для расчета которого используются показатели 66 видов товаров и услуг. Его взвешенные значения отражают модели поведения потребителей при уровне цен, соответствующем оптовым. Индекс Понтрягина имеет наиболее широкий географический охват, включая данные по всей России. Однако в то же время он и более волатилен по сравнению с индексами розничных цен, поскольку колебания оптовых цен на зерно имели больший диапазон, чем колебания розничных цен на хлеб. Если не принимать во внимание чрезмерную волатильность индекса Понтрягина, то он и все прочие показатели рынка Санкт-Петербурга демонстрируют схожую динамику. Московский индекс, основанный на анализе наименьшего количества товаров (15), демонстрирует менее высокие темпы инфляции, однако различия незначительны. В рамках текущего анализа предлагается использовать индекс Понтрягина, охватывающий период 1885–1913 гг., для дефляции доходов в сельскохозяйственном секторе и петербургский индекс, покрывающий максимально продолжительный период 1853–1913 гг. применительно к несельскохозяйственным доходам. Причем использование последнего дает еще одно преимущество: это индекс является единственным среди коэффициентов розничных цен, который включает арендную плату. В ходе анализа прослеживается весьма тесная корреляция значений обоих индексов при оценке динамики цен в 1885–1913 гг. Сведение этих показателей произведено в работе Струмилина (1966, 89–90; 1967, 431–432).