Выбрать главу

Глава 23. Прошлое и будущее.........................................469

Некоторые вопросы, вырастающие из немецкой философии XIX в. Позитивистский ответ. - Философия существования. -Возникновение феноменологии; Брентано, Мейнонг, Гуссерль, широкое применение феноменологического анализа. - Возврат к онтологии; Н. Гартман. - Метафизика бытия; Хайдеггер, томисты. - Заключительные размышления.

Примечания..........................................................492

Краткая библиография................................................503

Дополнительный список литературы к русскому изданию.................524

Указатель имен......................................................530

"ИСТОРИЯ ФИЛОСОФИИ" ФРЕДЕРИКА КОПЛСТОНА

История философии как наука отличается значительным своеобразием. Как и всякая научная дисциплина, неважно, естественная или гуманитарная, она должна опираться на факты, строить на их основе объяснительные гипотезы, проверять их и т. д. Трудность, однако, в том, что сам феномен "философии" весьма неопределенен и отсылает к самым разным проявлениям человеческого духа. Он может включать стремление к мудрости, концептуально оформленное мировоззрение, науку о первоначалах, поэзию понятий, экзистенциальное умонастроение, интеграцию различных языковых игр и многое другое. Если воспользоваться терминологией Г. Г. Майорова, то следует еще спросить, "софийна" ли философия, "эпистемна" или же "технематична"? Ответ, по-видимому, состоит в том, что она бывает всякой. Вообще, все перечисленное выше может быть названо философией, и историк философии обязан считаться с этим. Но именно отсутствие единообразного предмета делает историко-философские изыскания весьма специфическим предприятием. Ведь при рассказе о философских учениях нельзя пользоваться одной и той же методикой, а такой соблазн всегда возникает. В самом деле, если философия - это в основе своей мировоззрение, то можно ограничиваться простым изложением мнений философов. Если она экзистенциальное переживание, то надо уделять внимание особенностям личности тех или иных мыслителей, а если строгая наука, то следует, наоборот, абстрагироваться от таких особенностей и сосредоточить внимание на кристаллизации аргументов философов и оценке их логической состоятельности. Невозможно без предварительных уточнений решить и вопрос о прогрессе в философии. Если она наука, то прогресс в ней, несомненно, должен быть и действительно имеет место. Аргументы, доказательства можно открывать, изобретать, находить в них слабые места, улучшать и отбрасывать - в этом и состоит движение философской мысли. Но когда речь идет о чисто мировоззренческой философии, эта логика больше не действует: такая философия либо внеисторична, либо ход ее истории зависит не от нее, а, скажем, от научных открытий, которые она пытается оценивать или обобщать. Эти, да и другие труд

3

ности всегда возникают перед историком философии, но особенно они серьезны, когда заходит речь о создании широких историко-философских обзоров или учебников. Чтобы написать хороший учебник по истории мысли, его автор просто обязан быть универсалом в историко-философской методологии. Иначе легко сбиться на пересказ там, где нужен анализ, на подробное описание жизни мыслителя там, где надо просто изложить его идеи, на ненужные детали тех или иных аргументов, когда надо говорить о жизненной позиции.

Есть и еще одна трудность, отсутствующая в других науках. Историк философии должен сам быть философом, чтобы чувствовать специфику предмета и отделять важное от второстепенного. В других науках не совсем так. "Обычный" историк, к примеру, совсем не обязан быть участником исторических событий. Но это требование к историку философии самому быть философом многократно повышает риск необъективности и пристрастности в его изысканиях. Иногда бывает и наоборот: страх перед необъективностью заставляет авторов историко-философских трудов вообще отказываться от оценок, что тоже является крайностью. Мало кому удавалось добиться гармоничности в этом деле. Фредерик Чарлз Коплстон (1907 - 1994), один из томов "Истории философии" которого представляется здесь вниманию читателей, как раз и выражает своим творчеством пример такого рода взвешенного подхода.

Коплстон, пожалуй, самый известный историк философии XX в., достойный продолжатель традиций Д. Тидемана, И. Буле, Г. В. Ф. Гегеля, К. Фишера, В. Виндельбанда и Э. Брейе. Его главный труд, упомянутая выше "История философии", охватывает все эпохи европейской мысли. Вся серия состоит из девяти томов, которые начали выходить с 1946 г., и после появления каждого из них, по замечанию одного обозревателя, возникало желание аплодировать. Первый из них, "Греция и Рим", как ясно из названия, посвящен древнегреческой и древнеримской философии, второй "Средневековая философия от Августина до Дунса Скота" (1950) и третий "От Оккама до Суареса" (1953) средневековой и возрожденческой мысли, четвертый, пятый и шестой (1958, 1959, 1960) тома составляют трилогию и охватывают период от Декарта до Канта, в седьмом (1963), предлагаемом вниманию в русском переводе, анализируется интереснейший период "От Фихте до Ницше", а по сути до Гуссерля, Хайдеггера и Н. Гартмана, причем акцент сделан на немецкой философии того времени, восьмой (1966) посвящен британской и американской философии "От Бентама до Рассела", наконец, девятый (1974) рассказывает о французской мысли "От Мен де Бирана до Сартра". Нетрудно заметить, что последние три тома

4

относительно самостоятельны и построены в основном по национальному признаку, что, впрочем, при анализе философских традиций вполне оправдано. Но эта особенность позволяет рассматривать в качестве приложения к "Истории философии" еще одну книгу Коплстона, вышедшую в 1988 г. и небезынтересную для отечественного читателя, - "Русская религиозная философия: некоторые аспекты". Сделать это тем проще, что сам Коплстон одно время собирался включить раздел о русской философии в состав девятого тома своей "Истории".

К огромной "Истории философии", которую на Западе часто называют "триумфом объективности", лучшим пособием для студентов по общей истории философии на английском языке, образцовым учебником, "классикой" и т. д., примыкают и другие работы - монографии и статьи Коплстона, изданные в разные годы и посвященные общим историко-философским темам, а также разбору конкретных философских учений: Фомы Аквинского (работа Коплстона "Аквинат. Введение в философию великого средневекового мыслителя" в переводе В. П. Гайденко опубликована в 1999 г.), Гегеля, Шопенгауэра, Ницше, Витгенштейна и других мыслителей. Особой известностью пользуется "История средневековой философии", переработанное ее автором издание которой (1972) опубликовано на русском языке в переводе И. Борисовой (научный ред. М. А. Гарнцев) в 1997 г. В 2002-2003 гг. в России издан первый том "Истории философии" Коплстона и его работа о философии XX в.

Данный перевод, таким образом, будет пятой большой работой Коплстона, появляющейся на русском языке, и можно надеяться, что переводы его сочинений будут продолжены и в дальнейшем. Коплстон вполне заслуживает такого внимания. Но чем же привлекают его труды? Прежде всего, бросается в глаза дружественный настрой автора по отношению к читателю. Коплстон не стремится поучать, не спешит расставлять однозначные оценки. Он словно приглашает читателя на неспешную прогулку, во время которой будет рассказано и о жизни философов, но без нагромождения фактов, которые все равно не запомнятся, и об их идеях, но без излишней детализации, которая могла бы превратить его книгу в узкоспециальную монографию. Коплстон действительно умеет гармонично подавать материал. В этом главное достоинство его "Истории философии". Она одновременно популярна и профессиональна, аналитична и информативна. Используя принятую на Западе терминологию, можно сказать, что Коплстон удачно сочетает принципы "истории философии" как анализа аргументов знаменитых мыслителей в "автономном режиме", а то и вообще в современном контексте, и "истории идей" как более исторически и биографически ориентированного изучения классических текстов. Решительно отвергает он лишь "доксографический" подход. Простое перечисление мнений философов приводит к потере, может быть, самого важного в их учениях - самого процесса философствования. Изложение, наоборот, должно вовлекать в этот процесс.