Вообще гомеровские греки – очень чувствительные люди. Герои то и дело принимаются плакать, рвать на себе одежды и посыпать голову прахом. Они иначе не могут выразить своих переживаний. Для этого у них не хватает слов. Слова же они произносят в длиннейших дипломатических приветствиях, восхвалениях и обличениях, а также для изложения различных рассказов. Они долго и увлеченно говорят, но это речи рациональные, где про свои чувства упоминать не принято. Чувство подразумевается разве что в описании действий.
Риторика и война – вот главное для гомеровских греков. Причем и в речи, и в описании сражений присутствует натурализм, который в более утонченные эпохи мог казаться разве что грубостями отдаленных времен, когда смертельные ранения на поле битвы можно было смаковать, и при этом никто не видел в этом дурного тона. Как и в мифе, в древнем эпосе на передний план выступает отчетливо ощущаемое «я хочу». Поздние слушатели гомеровских поэм не могли выразить свое желание (богатства, достатка, смерти врага и так далее) столь откровенно, и поэтому восторгались героями Гомера.
Можно сказать, что гомеровская Эллада отличается от классической очень существенно. Проведем аналогию: другой язык и другая культура, но общий культ связывает Византию и Россию. То же можно сказать о древних греках Троянского периода и посттроянских времен.
Боги ахейцев
Древнегреческая религиозность, выраженная в трепетании перед хтоническими существами, отражена в древнегреческих мифах. Но уже у Гомера они выглядят анахронизмом – скорее чудесной сказкой. И лишь изредка эпическая картина истории подхватывает хтонические (земнорожденные) черты божеств из глубокой древности: мощь Афины, под которой скрипит колесница Диомеда, ужасный крик Распри, сзывающей воинов на бой, крик Ареса мощностью в 10 тысяч глоток, совместный крик Ареса и Афины, разгоняющий войско, размеры раненного Ареса, который, упав на землю, занял семь гектар.
В остальном же хтонические существа – вроде Сциллы и Харибды – присутствуют в сказочных сюжетах, которые носят уже не религиозный, а развлекательный характер. Притом что эпос представляет их реально (как и все прочие чудесные события), но никто не обязывает верить всем тем картинам, которые рисует своим изощренным слогом хитроумный Одиссей.
Вопрос о происхождении ужасных образов божеств либо обходится стороной, либо разрешается в примитивно материалистическом духе: люди не понимали явления природы и боялись их, а потому придумали им чудесные объяснения. Якобы, ужасающие образы могут избавить от психоза, заместив ужасающие события! На самом деле, ужасные существа, о которых рассказывают сказки, не объясняют явления природы, а позволяют их пережить. Сказочные образы смягчают ужасы, потому что любое ужасное существо имеет некую слабину, и его можно победить. Отсюда и рождаются героические сюжеты. Образы отпечатываются в сознании как реплики действительности, и это сознание придумывает, как разрешить проблему – принять ужасный образ так, чтобы он не сводил с ума. И оставлял шанс на победу.
Откуда само состояние ужаса у древнего человека? Если он – дитя природы, то его реакции на повторяющиеся события мало чем отличаются от тех, что имеются у зверей. У зверей ужас возникает только от редких катастрофических событий. Вероятно, и человек реагирует сходным образом, но дополняя свою реакцию образным рядом, который передается из поколения в поколение как напоминание о возможной опасности самого крайнего свойства. Но также и на возможность спасения от нее.
Редкие и смертельно пугающие людей события – это особенно мощные природные явления (штормы, бури, землетрясения, извержения вулканов), а также появление особо крупных или необычных представителей фауны. Классические греки относились к бедствиям как к воле богов, но не как к явлению хтонических существ. В их сознании не появляются демоны, пугающие даже самим напоминанием о неких прежних катастрофах. Но все это есть в гомеровской архаике – как довольно смутное и уже нестрашное воспоминание.