Немало сочинений оставили отцы церкви о христианском идеале девства. Первыми трудами такого рода стали сочинения Псевдо-Климента Римского, Тертуллиана, Климента Александрийского, Оригена. Киприан Карфагенский уже в III веке подчеркивал, что целомудренная жизнь равна ангельской. Обращаясь к девам, он восклицал: «Вы начали уже быть теми, кем мы быть еще только надеемся». Классическую форму сочинений такого рода выработал св. Мефодий Патарский (Олимпийский).
Более поздние сочинения на эту же тему оставили авторы IV века Василий Анкирский, Василий Великий, Евсевий Эмесский, Афанасий Великий, Амвросий Медиоланский, Иероним Стридонский, преп. Антоний Великий, преп. Аммон, Евагрий Понтийский и др. Особенное значение имеет ряд сочинений Иоанна Златоуста. Значительное внимание женскому аскетизму уделил в начале V века Августин Августин.
В сочинении, приписываемом св. Афанасию Александрийскому, подчеркивается: «Как через мужа оскверняется тело жены, так и мирские привязанности пачкают душу и тело… она не является чистой духом и телом» (О девстве, 2). Поэтому девы, живущие аскетически в миру, в своих семьях, чтобы не быть «запачканными», должны были вести тайную духовную жизнь, так как семья вольно или невольно задавала им определенный, часто далекий от аскетизма порядок ежедневных действий. «Дева, пусть никто не замечает подвижничества твоего, даже из близких родственников твоих. Если найдешь душу, которая может в полном единодушии с тобой утруждаться ради Бога, ей одной открой тайно делание твое, в этом нет тщеславия» (О девстве, 9).
О повседневном поведении дев сказал св. Амвросий: «Деву мне прежде всего должна обнаружить ее строгость, выражающаяся в очевидной стыдливости, тихой походке и скромном выражении лица».
Сравнивая два основных пути для женщины, св. Григорий Богослов отмечает: «В жизни возможны два состояния — супружество и девство, и одно выше и богоподобнее, но труднее и опаснее, а другое ниже, но безопаснее». Сестра св. Григория — Горгония, по его оценке, «избрала и совокупила и высоту девства, и безопасность супружества» (Григорий Богослов. Слово надгробное Горгонин).
Горгония — образец целомудрия в браке. Она была женой Алипия, имела детей и внуков. «Слово надгробное Горгонин» состоит в одном ряду с сочинениями IV века, посвященными добродетельным женщинам, такими как «Жизнь Макрины» Григория Нисского и «Жизнь Олимпиады» Иоанна Златоуста. Григорий Богослов изображает свою сестру как идеальную женщину, «образец всякого добра». «Она стала целомудренной без гордости, смешав с браком благо безбрачия, и показав, что ни одно, ни другое не соединяет нас всецело и не разделяет ни с Богом, ни с миром».
Среди ее добродетелей в частной жизни св. Григорий называет скромность: она не смеялась, а лишь улыбалась и умела подчинять язык разуму, не пользовалась косметикой. Благоразумие в ней сочеталось с благочестием: она имела проницательный ум, давала советы родственникам и соседям, обладала красноречием, но предпочитала молчать, любила храм, принимала в своем доме клириков, была терпеливой в страданиях и милосердной к бедным. Будучи замужем, она пренебрегала телесными удовольствиями, обходилась минимумом одежды и пищи, проводила ночи в псалмопении и молитве. Упав с колесницы и получив тяжелые травмы, она исцелилась молитвой.
Горгония приняла крещение незадолго до смерти, убедив креститься и своего мужа. Правда, следует сделать оговорку, что она была членом церкви, но, по обычаю того времени, откладывала крещение, и оно лишь увенчало тот путь, по которому она шла всю жизнь.
Показателем благочестия, стойкости и правильности веры считалось регулярное участие в литургии. Григорий Богослов приводит в качестве примера особой богоугодности кончину своей матери Нонны — она умерла в храме во время молитвы. Такую смерть, по мнению Григория, не нужно оплакивать — ей следует только радоваться (Греческая антология, VIII, 58,64).
Вместе с тем посещение храма было существенной стороной частной жизни, поскольку для женщины выход из дома (а это была для него едва ли не единственная причина) имел важное значение сам по себе. В храме и по дороге туда можно было увидеться с подругами, пообщаться.
В вопросе сохранения веры христианка (как и христианин) должны быть непреклонны. Один из самых ярких эпизодов такого рода дает Антиох Стратиг. Среди плененных в начале VII века персами жителей Иерусалима были две дочери диакона Евсевия восьми и десяти лет. Не соблазнившись никакими посулами, они отказались поклониться огню и были мученически убиты.
Основной источник, по которому можно проследить проблемы, связанные с утверждением христианской морали и отмиранием античных пережитков, — это сочинения Иоанна Златоуста.
На Западе интересный очерк нравов дают сочинения Аврелия Августина — Блаженного Августина в православной традиции. Если семья его родителей — образец христианской добродетели, то сам он, прежде чем через манихейство, скептицизм и неоплатонизм прийти к христианству, имел сожительницу, что было вполне допустимо по римским законам. Тем важнее путь переосмысления жизненных установок, который он проделал.
Постепенно в ранневизантийском обществе сложился идеал мирской женщины. Заметим, однако, что Ранняя Византия была весьма далека от практического осуществления этого идеала и созданный христианскими писателями идеальный образ в реальности встречался не так уж часто, особенно в крупных городах.
Истинное призвание женщины в соответствии с этим идеалом — это дом и семья. Жена должна утешать погруженного в заботы мужа и затем вновь отпускать его во «внешний мир» уже в добром расположении духа, так как «никто не может так успокоить мужа и настроить его душу по собственному желанию, как благочестивая и разумная жена. Ни друзей, ни учителей, ни архонтов не послушает он так, как свою супругу, когда она увещевает его и дает советы. Это увещевание доставляет ему и некоторое удовольствие, так как он очень любит свою советницу» (Иоанн Златоуст. Беседы на Евангелие от св. ап. Иоанна Богослова, LXI, 3).
Примером такой семьи, идеализированной, впрочем, сыновней любовью, можно считать семью св. Григория Богослова. Его родители — Григорий и Нонна — жили благочестиво и воспитали достойных детей.
Можно констатировать, что отношение к семье, семейной жизни постепенно менялось по мере христианизации общества. Соответственно на нет сходила притягательность для городского жителя Ранней Византии общественной жизни. Начало утверждаться мнение, что все, происходящее вне семьи, — это ненужные заботы и волнения, семья же — это та тихая пристань, где человек может и должен обрести душевное равновесие. Следовательно, лишь ради семьи стоит подниматься по общественной лестнице.
От «аскетизма в миру» до монастыря
Феномен женского «аскетизма в миру», возникший в первые века н. э., стал предшественником монашества, но он сохранился и после появления монашества, широко распространившись во всех крупных городах и провинциях империи.
В ранневизантийский период этот феномен проявлялся в различных формах, имея свои особенности в каждом конкретном варианте подвижничества. Девы, следовавшие аскетическим установкам, поначалу, как правило, жили в домах родителей и лишь иногда объединялись в особые общества для совместных молитв и упражнений в аскезе. Так, Афанасий, епископ Александрийский, создал «общину девственниц при церкви», следуя в этом общему мнению церковных авторов, которые рекомендовали благочестивым женщинам поменьше общаться с семьей и друзьями.
Эти рекомендации, между прочим, порой заводили женщин, живущих в семьях, довольно далеко. Макарий Египетский говорит о двух замужних женщинах, которые приняли с согласия мужей, кроме прочих ограничений, обет молчания «в отношении праздных слов», то есть вообще ничего не говорили.