Для полной характеристики деятельности гетеры необходимо сказать о стоимости — ее услуг и ее самой.
Крестьяне ближайшей округи Константинополя продавали своих дочерей сутенерам за несколько золотых солидов. «Зарплату» несчастным девушкам их хозяева платили одеждой, обувью и едой, то есть заработать что-то на будущую жизнь и оставить после этого свое ремесло они при всем желании не могли.
Девушек часто перепродавали. При Юстиниане молодую проститутку в Константинополе можно было купить «довольно дешево» (Новеллы, 39,2). В Южной Палестине в конце VI века — начале VII века проститутка на рынке стоила 5 солидов — это немного больше, чем верблюд (4 солида), и немного меньше, чем ослица (5 солида); мальчик-раб стоил 6 солидов. Для сравнения: выкуп пленника у варваров составлял в VI веке около 8 солидов.
Цены за услуги гетер были баснословно низкими. Самая дешевая гетера стоила три обола, и это при том, что на дневное пропитание простонародья уходило от 7 до 24 оболов. Таким образом, для того, чтобы не умереть с голоду, дешевая проститутка должна была обслужить за день от трех до восьми клиентов.
Отсутствие клиентов в течение нескольких дней означало нищету и голод. Так, блудницы Эмесы (совр. Хомс в Сирии) питались исключительно водой в течение трех дней подряд, пока преп. Симеон Юродивый не принес им пищу, хлеб и кувшин вина. С другой стороны, когда удавалось заработать, гетеры старались не отказывать себе ни в чем.
Агафий Схоластик в VI веке вторит авторам афинской комедии IV века до н. э., осуждая непристойность, похоть и тягу к золоту византийских куртизанок. Образцом ему послужил Алексид, который утверждал, что «Прежде всего они обеспокоены зарабатыванием денег» (Греческая антология, V, 302; Алексид, фр. 103).
Впрочем, нередко ювелирные украшения были единственным богатством проститутки. Когда в 539 году жители Эдессы решил выкупить своих сограждан, которых держали в заключении персы, гетеры отдали на этой благое дело свои драгоценности, поскольку денег у них не было (Прокопий. Война с персами, 11,13.4).
К проституции в моральном отношении приравнивалось актерство и вообще выступления на публичных зрелищах.
К женщинам, чья деятельность предполагала торговлю своим телом, относились мимические актрисы (поэтому среди названий публичных домов было и такое — «мимарий»), музыкантши (флейтистки и арфистки), танцовщицы, певицы на свадьбах и прочих торжествах. Авва Памво в Александрии увидел танцующую женщину и заплакал — по поводу ее душевной гибели и своего несовершенства, ибо он не мог угодить Богу так, как она угождает бесстыдным людям (Великий патерик, III, 42).
В частной жизни актрисы отличались легкостью поведения. И для Иоанна Златоуста, и для Прокопия слова «актриса» и «блудница» — синонимы. Театр считался школой разврата со «скопищем распутных женщин» (Иоанн Златоуст. Против иудеев). На связи с актрисами общество смотрело спокойно, и нередко их содержали знатные лица, благодаря чему некоторые актрисы приобретали большое богатство. Так, «первая из антиохийских танцовщиц сидела на иноходце, красуясь пышным своим нарядом, так что всюду сверкало на ней только золото, жемчуга и драгоценные каменья, а нагота ног была украшена перлами. Пышная толпа слуг и служанок в дорогих одеждах и золотых ожерельях сопровождала ее… Женщина ехала с открытым лицом столь бесстыдно, что покрывало у нее было наброшено на плечи, а не на голову» (Раскаяние св. Пелагии).
Актрисы в Ранней Византии участвовали и в чисто античных сатировско-дионисических пирах со всеми атрибутами дионисийского культа (Палладий. Диалог с Феодором, XV). Бывали на этих пирах и некоторые видные придворные (например, трибун евнух Виктор).
Наряд актрис отличался большой откровенностью, их жесты и движения откровенно провоцировали мужчин. Об этом с негодованием пишет Иоанн Златоуст: «Когда ты уходишь, в душе у тебя остаются ее слова, одежды, взгляды, походка, стройность, ловкость, обнаженное тело, и ты уходишь, получив множество ран. Не отсюда ли беспорядки в доме? Не отсюда ли погибель целомудрия? Не отсюда ли брани и ссоры? Когда ты, занятый и плененный ею, приходишь домой, то и жена тебе кажется менее приятной, и дети — более надоедливыми… Причина же этого в том, что ты возвращаешься домой не один, но приводишь с собою блудницу, входящую не явно и открыто — что было бы более сносно, потому что жена скоро выгнала бы ее, — но сидящую в твоей душе и в сознании и воспламеняющую душу вавилонским и даже более сильным огнем» (Беседа против оставивших церковь и ушедших на конские ристалища и зрелища, 3).
Заметим, что, в отличие от Рима начала империи, где блудницы по закону должны были носить мужскую тогу, дабы отличаться от «приличных» женщин (Гораций. Сатиры, I, 2, 63), и средневековой Западной Европы, где проститутки последовательно изображались в полосатых платьях (причем сходный костюм должны были носить прокаженные и еретики), гетеры в Ранней Византии не имели на этот счет никаких предписаний и одевались, кто во что горазд.
В значительной степени рынок проституции формировали брошенные дети. Юстин Мученик говорил, что все новорожденные младенцы, брошенные на произвол судьбы, «как мальчики, так и девочки, станут проститутками» (Первая Апология, 27). А Климент Александрийский (Педагог, III, 3) восклицает: «Как много отцов, забывая детей, от которых они отказались, затем имеют сексуальные отношения с сыном, который является проституткой, или с дочерью — блудницей!»
Возраст начала занятий проституцией был низким: иногда детей приобщали к этому занятию на потребу развращенной и пресыщенной публике в 5–6 лет.
В 329 году Константин I утвердил закон, по которому в случае крайней нищеты родители могут продать новорожденного. Двумя столетиями спустя Иоанн Малала подчеркивает, что только бедные продают своих дочерей сутенерам (Хронография, XVIII).
Осуждение христианством полового акта без воспроизведения потомства привело к запрету гомосексуализма на западе империи уже в III веке и одновременно к запрету мужской проституции. Христианские авторы считали такие отношения недопустимыми в принципе. В 390 году указом императора Феодосия I принуждение или продажа мужчин для занятия проституцией стало караться смертной казнью (Кодекс Феодосия, 9, 7, 6). Первыми на этот указ откликнулись римские проститутки, при активном участии которых толпа вытащила из публичных домов обитавших там мужчин и сожгла их заживо. Но если в западной части империи с легальной мужской проституцией после этого было покончено, то на Востоке она сохранилась, хотя, в отличие от женской, не облагалась налогом, о чем в своей «Церковной истории» сообщает Евагрий Схоластик (III, 39–41). Лишь в 533 году Юстиниан приравнял все гомосексуальные отношения к категории прелюбодеяний (Институции, 4, 18, 4).
В 529 году Юстиниан начал борьбу с детской проституцией путем наказания всех тех, кто занимается торговлей детьми, в частности владельцев борделей (Кодекс Феодосия, 8, 51, 3). В 535 году он аннулировал договоры, по которым константинопольские сутенеры заставляли работать привезенных в город крестьянских девочек (Новеллы, 14). Некоторым из них не было и десяти лет.
Анализируя законодательство Юстиниана, можно проследить, как изменялся спрос на детскую проституцию с римских времен до позднеантичного периода. Если в римский период предпочтения педофилов сосредотачиваются преимущественно на маленьких мальчиках — например, об этом говорит Тибулл, живший в I веке до н. э. (Элегии, I, 9, 53), — то в византийский период бблыпий интерес проявляется к девочкам. Мария Египетская стала проституткой в двенадцатилетнем возрасте.
В силу специфики профессии гетеры часто беременели и, как правило, без колебаний шли на прерывание беременности. В этом смысле Ранняя Византия ничем не отличалась от Древней Греции времен Гиппократа. Будущая императрица Феодора, будучи гетерой, «часто бывала беременной, но почти всегда ей удавалось что-то придумать и с помощью ухищрений вызвать выкидыш» (Прокопий. Тайная история, IX, 19).