Итак, торговля своим телом считалась в христианстве безусловным грехом и морально осуждалась. Однако реалии повседневной жизни, прежде всего бедность, могли служить определенным оправданием для проституток. В конце концов проституция не входила в число десяти смертных грехов. Считалось, что гетерам следует сочувствовать и помогать, проявляя христианскую терпимость.
Христианство безоговорочно осуждало проституцию «по убеждению», «для наслаждения», а среди гетер таковых во все времена находился определенный процент. Женщина, по мнению богословов, вообще считалась более склонной к чувственным удовольствиям (по сравнению с мужчиной, разумеется). Отсюда проистекает феномен святости прежних гетер, которые не просто смогли преодолеть порочную женскую натуру, но и начать путь морального очищения с самой нижней отметки. Путь к спасению у этих женщин был самым длинным и сложным, а значит — и едва ли не самым почетным путем к святости.
Мефодий Патарский прямо указывает: «Сильно бороться со сладострастными пожеланиями — это заслуживает большей похвалы, нежели соблюдение девства с легкостью, без волнений… Господь отдал преимущество чувствующему похоть и воздерживающемуся перед не чувствующим похоти и соблюдающим девство… Душа, которая борется с движениями похоти, не увлекается ими, а, напротив, устраняет себя и противится им, оказывается более сильной, нежели не чувствующая похоти. Так, душа, чувствующая похоть и воздерживающаяся, превосходнее не чувствующей этого и воздерживающейся» (Пир десяти дев, VIII, 7).
Блаженный Августин предупреждал: «Если вы изгоните проституток… вы не уменьшите хаос в обществе из-за неудовлетворенной похоти… Неестественный секс, зверским образом совершенный с проституткой, будет еще более зверски совершен с женой… Если мужчина хочет использовать запрещенную часть тела женщины, такой акт будет большим позором для жены, но, если такого преступления нельзя избежать, пусть это будет сделано на другой женщине» (О порядке, 2.12). Согласно Августину, если мужчина не желает потомства, он может пойти к проститутке и излить сперму при анальном сексе. Блудницы, таким образом, исполняют роль «естественной» контрацепции.
В результате пропаганды пользы сексуального подавления в обществе сформировалось желание реализовать запретные сексуальные фантазии исключительно с проститутками. С одной стороны, христианину предлагалась асексуальная семейная жизнь, с другой — «разрешалось», если уж иначе никак не получается, распутство с блудницами.
Общество, в котором еще сильны были позднеантичные традиции, в принципе также не считало гетер какими-то подонками, что проистекало из античного многовекового убеждения в сексуальной свободе людей. Классическая Античность не знала никаких запретов в интимных отношениях. Поэтому, когда то, что ранее было социально признанным и приемлемым, почти в одночасье стало грехом, понять и принять это в масштабе всего общества требовало времени. Поэтому христианский обвинительный пафос в адрес гетер далеко не всегда находил поддержку в обществе. Да и сама христианская церковь была милосердна к падшим женщинам — даже если они занимались проституцией ради удовольствия.
Осквернение же тела в вынужденных обстоятельствах и вовсе грехом не считалось. «…Может дева предана быть на поругание, но не может себя опорочить прелюбодеянием… И не блудилище чистоту оскверняет, но чистота даже и из подобных мест изгоняет их скверну» (Мефодий. Пир десяти дев, II, 26). Само по себе осквернение тела может не быть грехом, если нет греха в голове. Суд Божий для авторов агиографических текстов гораздо важнее суда человеческого, и это служит предостережением к осуждению женщин.
Принятие крещения смывало, по сути, все грехи бывшей блудницы, если она прекращала заниматься своим ремеслом. Дальнейший путь к спасению зависел от личных усилий женщины.
В целом агиография рисует яркие образы девушек и женщин, обуреваемых собственной греховной природой, иногда они этой природе поддаются, но обязательно раскаиваются. В любом случае окончательный суд их поступков не должен быть судом человеческим. Таким образом, женщина в агиографии — существо особое, таинственное.
Путь обуздания страстей был возможен и в миру, о чем свидетельствует судьба императрицы Феодоры в изображении Прокопия в «Тайной истории». Став супругой Юстиниана, она всю свою энергию направила на государственные дела, отказавшись от постыдных занятий молодости.
Женское монашество в Египте и Палестине
Родиной и важнейшим центром монашества был Египет.
Основными центрами монашеской жизни были Нитрийская пустыня, или Скит (основатель — св. Макарий Великий), Фиваида (св. Аполлоний и др.), Тавенниси (св. Пахомий), Аравийская пустыня у Красного моря (св. Антоний, св. Павел Фивейский).
Начало женских общежительных монастырей в Египте принято связывать с сестрой Пахомия, которая осталась в миру, когда он уже стал монахом. Она прибыла в Тавенниси, желая увидеть брата и лично убедиться в тех чудесах, которые о нем рассказывали. Но Пахомий, отрекшись не только от мира, но и родственных связей и всяческих бесед с женщинами, отказался увидеться с ней. Он велел привратнику сказать, что жив, и отправить сестру с этой вестью домой. Впрочем, вскоре после этого нелюбезного приема он предложил ей «подражать его роду жизни», чтобы привлечь других женщин к святой жизни, и приказал братьям устроить для сестры монастырь в местечке Мин неподалеку от Тавеннского монастыря, но по другую сторону Нила. Вскоре вокруг сестры Пахомия стали собираться женщины, которые вверили себя ее руководству. Она стала учить их и поступками, и делами, и Божьим словом, и эти женщины постепенно «забывали все земное и прилеплялись к одному небесному». По словам Палладия, в этом женском монастыре было около четырехсот инокинь.
Пахомий ввел в женском монастыре те же правила, что и в мужских; даже одежда была та же, за тем исключением, что женщины не носили милоти — грубую одежду, сшитую из звериной шкуры, которой покрывали себя в древности пустынники в подражание Иоанну Крестителю. Волосы монахини стригли и покрывали голову клобуком, скрывающим также и плечи.
Монахи из Пахомиева монастыря и монахини контактировали между собой, для чего был выработан особый регламент. Если у кого-то в женском монастыре была сестра или мать, он мог туда войти, но только в сопровождении добродетельного испытанного старца, который и организовывал встречу. Старец вызывал настоятельницу, та приглашала инокиню в сопровождении старицы; таким образом, разговор происходил в присутствии как минимум двух свидетелей. Запрещены были подарки с обеих сторон, так как никто из монахов не имел права собственности. Мирские новости в качестве предмета разговора запрещались. Обычно речь велась об утешении «надеждой веселиться в блаженной вечности».
Если инокиням было необходимо помочь чем-либо по хозяйству или строительству, то и это было строго регламентировано и совершалось под присмотром почтенных иноков. Палладий говорит об умельцах Пахомиева монастыря: «В этом монастыре видел я пятнадцать портных, семь кузнецов, четыре плотника, двенадцать верблюжьих погонщиков, пятнадцать сукноваляльщиков. Здесь занимаются всяким ремеслом и остатки от вырученного употребляют на содержание женских монастырей и на подаяния в темницы» (Лавсаик, 35). Пребывая в женском монастыре, мужчины не имели права ни пить, ни есть и в назначенный час должны были вернуться в свой монастырь.
Что касается богослужения, то священник и диакон приходили в монастырь Мин только по воскресеньям. В остальные дни там служил престарелый инок Петр, уже победивший в себе всякие страсти. Когда он умер, это место занял старец Верхе Епоних.
Палладий рассказывает об особенностях погребального обряда инокинь: «Если скончается девственница, другие девственницы, приготовив ее к погребению, выносят и полагают ее на берегу реки. Иноки же, переплывши реку, переносят умершую на свой берег с пальмовыми и оливковыми ветвями и псалмопением и погребают в своих гробницах» (Лавсаик, 35).