В тот вечер Роун начал также кое-что понимать и в психологии охотников за торнадо. Для многих из них погоня была не просто источником волнений и опасности, щекотавшим им нервы. Их увлечение было сродни религиозному экстазу. Роун уважал, но не разделял их благоговейного отношения к торнадо. Он нетерпеливо ждал встречи со стихией, но, познав ее, был готов немедленно заняться чем-то еще.
— Вы утолили голод? — спросила Виктория. Она придвинулась к нему вплотную, чтобы он мог расслышать ее слова в шуме многих голосов.
— Вы хотите спросить, готов ли я уйти? — «И заняться с тобой любовью?» О черт, надо избавиться от этих похотливых мыслей о Вики, внезапно захвативших его. Она не заслуживала такого неуважительного отношения. Она была достойна цветов, сияния свечей и мужчины, который знал бы, как себя вести рядом с такой, как она, женщиной. Но он-то как раз и понятия не имел, как себя вести с ней.
Ребенок из семьи военного считал, что жизнь — это постоянное движение. Он привык к связям коротким, поверхностным, которые могли быть легко и безболезненно расторгнуты. И все еще был верен своим привычкам. Разве не подумывал он и на этот раз завести очередную любовную интрижку?
А может, и сама Виктория была готова к маленькому любовному приключению?
— Я ухожу, — заявила она, бросая на стол деньги — их долю в оплате общего ужина. Роун потянулся за своим бумажником, но девушка остановила его. — Теперь моя очередь. Вы не должны оплачивать всю экспедицию.
Да, но как же быть с мужской гордостью? Разве можно позволить даме платить за ужин в ресторане? Кроме того, что же делать с идиотским чувством собственника, которое внезапно проснулось в нем и едва не толкнуло Роуна на защиту Виктории от насмешек ее коллег? От его внимания не ускользнуло и то, что многие участники ужина, несмотря на свои язвительные замечания, любили и уважали Викторию. Никто из них не обладал иммунитетом, защищающим от воздействия ее красоты и обаяния. Роун заметил скрытые взгляды, которые мужчины бросали на Викторию. Их глаза были полны восхищения и даже вожделения. В то же время Роун прекрасно понимал, что из ресторана Виктория уйдет с ним, и вскоре они окажутся один на один — и так будет по крайней мере до тех пор, пока они не найдут мотель и не закажут отдельные номера.
Он вздохнул при мысли о безнадежности своего положения. Надеяться было не на что, а его так чертовски влекло к женщине, которая была абсолютно недоступна.
Когда они вышли из ресторана, в лицо ударил холодный ветер — погода резко менялась. Виктория зябко повела плечами.
— Бр-р, похоже, сюда уже добрался холодный фронт.
Не задумываясь, Роун обнял Викторию за плечи и погладил ее обнаженную руку. Поразительно, но она не сопротивлялась, даже не удивилась. Она прижималась к его плечу, пока они шли от ресторана к фургону. Роун решил, что она, возможно, начала доверять ему, и это заставило его чувствовать себя вдвойне виноватым из-за мыслей, которые возбуждали его.
Она порылась в кошельке, доставая ключи. Не переставая укрывать ее от порывов холодного ветра, Роун взял у нее ключи и открыл машину. Но вместо того чтобы распахнуть дверцу, он сунул ключи ей в руку и развернул девушку лицом к себе, прислонив спиной к фургону.
— Ты удивительная женщина, знаешь?
— О чем это вы?
— Я говорю о том, что случилось в ресторане. Они же нагло смеялись над тобой. Большинство женщин разразилось бы слезами через тридцать секунд. Но ты держалась с изумительным достоинством и сразу отвечала на их выпады.
— Да ну их. — Она небрежно махнула рукой. — Они нисколько не волнуют меня. — Ее голос слегка дрожал — то ли от волнения, то ли от холода, то ли оттого, что Роун стоял слишком близко, — но об этом он мог только гадать.
— Мне показалось, что они все же достали тебя. Но мы им еще покажем, Вик. У нас много времени до следующего торнадо. Мы доберемся туда раньше других, даже если для этого придется встать в шесть утра.
— Вик? — повторила она, не обращая внимания на всю его дальнейшую воодушевленную тираду.
— Но тебе не нравилось Вики.
— Мне не нравится и… — Он закрыл ей рот поцелуем. Роун собирался всего лишь прикоснуться к ее губам, чтобы прекратить бессмысленный спор, но все вдруг произошло совсем по-иному. Прежде чем он осознал случившееся, его губы уже наслаждались восхитительным вкусом ее губ. Он обнял Викторию за плечи, привлек к себе и прижал, чувствуя, как ее маленькие упругие груди нежно уперлись в его грудь. Ему даже показалось, что она излучает невидимые флюиды женственности, которые обволакивают его, затягивая все глубже и глубже.
Она не воспротивилась, когда его язык отправился в путешествие в глубь ее рта, даже встретила его набеги слабым встречным движением. Роуна обдало жаром. Ни одно изощренное ответное действие не возбудило бы его так быстро, так сильно и так… неудержимо.
— Виктория, — прошептал он, целуя ее губы. До сих пор Роун с трудом выговаривал ее имя, но сейчас оно вдруг прозвучало в его устах, как поэма — прекрасная и возвышенная, как гимн женщине.
Он осыпал поцелуями все ее лицо. Она сильно, до боли сжала его плечи, но не оттолкнула. Охваченный возбуждением, Роун расстегнул две пуговицы на ее блузке и прильнул губами к ложбинке между ее круглыми грудями. Ее кожа источала аромат нежных диких цветов — сладкий и свежий.
Она выставила бедро навстречу его пробуждающейся плоти, осторожно, мучительно, но вполне осознанно надавливая на Роуна. Преодолевая ее сопротивление, он засунул руки под блузку и накрыл ладонями груди, поглаживая и освобождая их от кружев лифчика.
— О, Роун… — Виктория едва выдохнула его имя.
«Боже, помоги мне, ведь я так желаю ее, пусть все свершится прямо здесь, на этой темной автостоянке», — безмолвно молился Роун.
— Пожалуйста…
Это слово, произнесенное в отчаянии, вернуло его к действительности. Что же с ним происходит? Несмотря на почти физическую боль, которую он испытал, Роун медленно отстранился.
Лунный свет открыл взору Виктории всю гамму чувств на его лице — желание, смущение и тревогу.
Она прихватила рукой края расстегнутой блузки, виновато глянула поверх его плеча.
— Кто-нибудь мог увидеть нас.
— Давай пойдем в более укромное место…
— Нет! — В ее голосе отчетливо прозвучала паника. — Послушай, Роун, я обещаю больше не хныкать по поводу нашей неудачи, если ты пообещаешь… не утешать меня.
— Утешать тебя? — повторил он. — Если ты думаешь, что я только что утешал тебя, значит, ты не знаешь мужчин и их… потребностей.
Его «потребности» до сих пор неистовствовали.
Она рассердилась.
— Благодарю тебя за урок, но я знаю столько, сколько нужно. Не считай себя обязанным просвещать меня. А теперь мы можем наконец сесть в машину?
Роун пропустил ее. Он позволит Виктории думать, что она выиграла этот раунд. Пусть. Но как только они очутились в фургоне и пристегнули ремни безопасности, он спросил:
— Ты девственница?
Она раздраженно фыркнула.
— Роун, пожалуйста, я не желаю об этом говорить. Ты не должен был целовать меня.
— А ты не должна была отвечать мне.
На мгновение она потеряла дар речи.
— Договорились, — с трудом выдавила она и замолчала надолго.
Роун не беспокоил ее, но, когда Виктория решилась заговорить вновь, его удивлению не было предела — такого он не ожидал.
— Мне тридцать лет и, естественно, я не девственница, — сообщила она.
Он усмехнулся, и напряжение между ними спало. «Похоже, ты перешла в оборону, Вики?» — подумал Роун, понимая, что она все-таки имела кое-какой опыт в делах любовных. Ни одна женщина с ее темпераментом не могла слишком долго пренебрегать собственной сексуальностью. Но ему не терпелось убедиться в том, что Виктория не познала еще настоящей страсти, что ни один мужчина не разжег в ней желания, превращающего тело в пылающий огонь. Ему самому хотелось проделать это. Очень хотелось.