Виктория подошла поближе.
— Простите, но вы не боялись?
— О, конечно, боялась, — сказала, рассмеявшись, старушка. — В том-то и дело, не так ли? Но все было так, словно погружаешься в огромную пуховую перину. Ни одной царапины, даже мышцы не потянула. Только в горле саднит от крика. Вы обязательно должны испытать это, милая.
— Но откуда у вас такая уверенность, что с вами ничего не случится? — настаивала Виктория.
— Да тут безопасно на все сто процентов, — ответила старушка. — Но если вас это действительно беспокоит, то в билетной кассе вы можете прочитать экспертное заключение. Каждый день инженер проверяет все оборудование аттракциона. Да вы сами можете его осмотреть и сразу поймете, что здесь все надежно и прочно. Держу пари: только сегодня прыгнула с вышки сотня человек, и никто не пострадал.
Виктория, засунув руки в карманы, задумчиво осматривала сооружение. Роун пообещал ей, что не будет прыгать, и теперь не мог отказаться от обещания, иначе она никогда не поверит ему. Но если бы она сама предложила…
— А знаешь, — задумчиво и медленно заговорила Виктория, — может быть, этот аттракцион не такой уж дурацкий…
«Конечно!» — возликовал Роун в душе.
— Если двенадцатилетний мальчик и старушка смогли прыгнуть не моргнув глазом, может быть, все это не так уж и страшно. Кроме того, инженерный контроль…
— Значит, ты не будешь возражать, если я прыгну? — рискнул он спросить. — Все на твое усмотрение. Если ты не разрешишь, я не буду.
— Ну, на самом деле… я думаю, может, мне самой попробовать?
— Что?!
— А почему бы и нет? Кроме охоты за торнадо, которая на самом деле не так уж и опасна, я никогда не позволяла себе сумасбродные поступки. Услышь об этом Амос, его бы хватил удар.
Невозможно представить себе ужас, испытанный Роуном, когда он осознал, что Виктория Дрисколл, интеллигентная, осторожная женщина, всего лишь спустя два дня общения с ним готова прыгнуть с высоты в несколько сотен футов со страховкой из резинового каната. Разве не он оказал на нее столь пагубное влияние, как, в общем, на многих до нее?
Внезапно Роун взглянул на часы.
— Ничего не выйдет, мы опаздываем, — заявил он решительно, становясь ужасно деловитым. — Очередь желающих пощекотать нервы довольно большая, и мы не успеем к возникновению торнадо. Кроме того, я уже сделал несколько снимков. — Он начал упаковывать свою камеру и объективы.
— Но, Роун…
— В любом случае не такая уж это потеха. Ты хоть заметила, сколько это стоит? Тридцать баксов за тридцать секунд страха. Тоже мне великое дело. — Он едва ли не насильно уволок ее к фургону и затолкал в кабину.
Только миновав последние домики города, он позволил себе вздохнуть с облегчением.
— Ничего не понимаю, — сказала Виктория, качая головой. — То ты испытываешь непреодолимое желание прыгнуть с вышки, то через минуту утверждаешь, что все это ерунда. В чем дело?
— Ни в чем. Просто, понаблюдав за аттракционом несколько минут, я решил, что все это не так уж интересно. — Он не хотел, не мог допустить, чтобы кто-то рисковал жизнью ради удовлетворения его прихоти. Неожиданности случались, и люди погибали на таких аттракционах. Если бы несчастье произошло с Викторией…
По его вине когда-то погибла Ким — его сестренка, о безопасности которой он клялся заботиться. Когда это случилось, у него самого не осталось желания жить. Даже сейчас, спустя годы, лежа без сна во мраке ночи, он все еще хотел умереть вместо нее.
Виктория сосредоточенно вела машину, а Роун не спускал с нее внимательных глаз. Кто они? Друзья? Это чистейшее заблуждение. Он испытывал к Виктории Дрисколл отнюдь не дружеские чувства. Все дело в том, что он не был тем мужчиной, в котором она нуждалась.
Для беспокойства было несколько причин. Во-первых, Амос сойдет с ума, если Роун воспользуется ситуацией и соблазнит Викторию. Во-вторых, скорее всего он не сможет остаться с ней после этого путешествия. Почти сразу же он должен отправиться в Швейцарию на съемки документального фильма о тренировках олимпийской команды в Альпах. Оттуда ему предстояло выехать в Гватемалу на раскопки древнего города индейцев майя. А потом… кто знает, что будет потом?
Однако, честно говоря, никакие возражения дяди Амоса и никакие другие дела не могли помешать ему добиваться Виктории. Даже собственное обещание вести себя прилично вряд ли удержало бы Роуна.
И только одно останавливало его. Роун нисколько не сомневался в том, что, влюбись в него Виктория, он принес бы ей одни страдания. Он слишком часто рисковал жизнью, и счастье могло изменить ему в любой момент. Ему не хотелось оставить после себя убитую горем влюбленную женщину.
7
Некоторое время Виктория озадаченно размышляла над странным поведением Роуна. Если бы она знала его не так хорошо, то подумала бы, что в последнюю минуту он просто струсил. Но она не могла представить себе Роуна Каллена — мужчину, повидавшего ураган и извержения вулканов, собиравшегося переплыть в бочке Ниагарский водопад, — испугавшимся чего-либо, тем более обычного прыжка с вышки со страховкой из резинового каната, привязанного к ногам.
Однако, без всякого сомнения, она увидела в его глазах страх, даже панику.
Тем временем погода стала меняться, и Виктория заставила себя не думать о Роуне. Какое ей дело до его страхов? Пора заниматься работой.
Ожидаемый эпицентр сильнейших гроз сместился с севера к востоку, и девушка направила машину к небольшой возвышенности, которая казалась настоящим холмом среди равнинного Канзаса. Там можно разместить удобный наблюдательный пункт за зарождающимся торнадо, а также проследить путь его передвижения.
Виктория съехала с шоссе, заглушила двигатель, открыла дверцу и вышла, с удовольствием подставляя лицо свежему дуновению легкого ветерка.
Роун молча последовал за ней. Он опять достал сигарету, закурил, сделал пару затяжек и, брезгливо морщась, выбросил.
— Кажется, за всю поездку ты не выкурил до конца ни одной сигареты, — заметила она, надевая шапочку с большим козырьком, чтобы защитить глаза от солнца.
— В последнее время сигареты перестали мне нравиться, — ответил он, пожимая плечами, и, отойдя подальше, стал возиться со своим оборудованием.
Виктория чувствовала, что у него нет настроения и ему не хочется поддерживать разговор, и тоже решила молчать. За эту способность вовремя замолчать, а не сотрясать воздух бессодержательной болтовней ее высоко ценил Амос. Но сейчас она с трудом сдерживала себя, чтобы не расспросить Роуна о причине его плохого настроения.
И все же она сумела заставить себя сделать вид, что ничего особенного не происходит, огляделась вокруг и сразу почувствовала, как расслабляюще и умиротворяюще действуют на нее теплое солнце и легкий ветерок. С небольшого возвышения во все стороны до самого горизонта открывался вид на равнину. Слегка волнообразные поля создавали бескрайнюю палитру желтого, зеленого и коричневого цветов во всех возможных оттенках с редкими белыми пятнами фермерских домиков. Неброская красота сельской местности не оставила безразличным и Роуна. Он делал снимок за снимком, пробуя разные линзы и фильтры. Эти снимки отражали природу не столь богатую и волнующую, какая обычно представлялась читателю на страницах «Нэйшнл джиогрэфик», но если бы ему удалось передать тончайшую гармонию света и красок…
Взгляд Виктории слишком часто останавливался на Роуне. Она вынуждена была признаться самой себе, что ей хочется смотреть на него и что это ей более интересно, чем глазеть на проплывающие в небе облака и удлиняющиеся послеполуденные тени. Не подозревая о том, что его разглядывают, Роун двигался с изяществом и ловкостью прирожденного спортсмена, иногда опускаясь на одно колено для большей устойчивости камеры или просто вглядываясь в горизонт; при этом в выражении его лица сквозило явное внутреннее смятение, непонятное Виктории.