Он ведь обещал — будь он проклят! — что не дотронется до нее. Один раз он уже подвел ее и больше не позволит себе…
— Роун, — голос Виктории был робок, как голос девочки-подростка. — Тебе не надо быть джентльменом сегодня вечером, если ты этого не хочешь…
Несколько секунд он смотрел на нее в полном недоумении. Внезапно смысл сказанного дошел до его сознания, и слова Виктории напугали его так, что возбуждение, жгучее желание, неотступно владевшее им, почти исчезло. Почти.
Поцеловать ее казалось ему слишком неожиданным, слишком серьезным проявлением своей благодарности. Он боялся, что, прикоснись он к ней или попытайся обнять, Виктория растворится во мраке, словно туманное облачко. Поэтому он несмело протянул к ней руку и погладил по волосам, рассыпавшимся по плечам, а не, как обычно, заплетенным в косу и свернутым в пышный узел на затылке. Ее волосы были мягкими как шелк. И сама Виктория тоже была здесь — реальная, как порог, на котором они сидели. Неужели только прошлой ночью он мечтал о том, чтобы вот так запросто прикоснуться к ее волосам?
Она взяла его руку и прижала ладонь к своим губам — мягким и нежным, — и этот жест должен был бы ранить его прямо в сердце, но вместо этого его охватила волна неистового желания.
— О, Вик, что ты делаешь со мной! — прошептал он. — Я не заслуживаю счастья.
— Не говори так. Все уже в прошлом. Ты хороший парень и заслуживаешь любви.
«Ты заслуживаешь любви». Имела ли Виктория в виду любовь физическую или же более глубокие чувства? Говорила о своем к нему отношении или ощущала лишь физическое влечение? Но зачем раздумывать над смыслом сказанного, если она столь трогательно предлагает ему себя?
С трудом сохраняя остатки спокойствия, Роун взглянул на ее влажные розовые губы и принял решение, которое — он это точно знал — могло изменить всю его жизнь. Он наклонился к ее манящим губам, запустил пальцы в волну волос и наконец заключил девушку в объятия.
Как и в первый раз, поцелуй был страстным, жгучим и почти до боли настойчивым. Но сейчас Роун не собирался останавливаться или отступать. Сегодня она будет принадлежать ему. И даже если завтра она пожалеет об этом, никто не сможет отнять у него ни эту ночь, ни воспоминания о том, что они с Викторией поняли друг друга, и она всем сердцем откликнулась на его боль.
Она обняла его за шею, и ее руки, словно пугливые птицы, коснулись его обнаженной спины. С пронзительной остротой ощущая каждый ее вздох и каждое движение, он еще сильнее впился поцелуем в ее губы, проникая языком в бархатную мягкость ее рта.
Она таяла в его объятиях, прижимаясь к нему. Велюровый халат коснулся его обнаженной груди, когда Виктория чуть приподнялась, чтобы еще теснее прильнуть к нему.
— Ох, Вик, — простонал он, уткнувшись губами в ее щеку. Она отдавала себя без остатка, полностью, и ему оставалось только брать — принимать ее дар, не сомневаясь в его искренности. Но он не хотел торопиться, он жаждал доставить ей удовольствие, хотя уже с трудом сдерживал свое возбуждение. А она все еще была одета.
Он дернул пояс ее халата, полы распахнулись, и его нетерпеливые руки тотчас сомкнулись на талии, а затем двинулись вверх и нежно накрыли ее груди поверх ночной рубашки.
Она порывисто вздохнула, а он коснулся пальцами набухших твердых сосков.
— М-может, мы зайдем в дом? — задыхаясь от наслаждения, спросила Виктория.
Целуя ее шею, он тихо шепнул:
— М-м, ты боишься, что твоя мама увидит нас из окна своей спальни?
— Нет, но здесь слишком холодно без одежды, а я хочу раздеться.
Как это ему в голову не пришло, что она может замерзнуть? «Ты всегда был эгоистом, — бранил себя Роун, — всегда думал сначала о собственных потребностях и удовольствиях и только потом… Ладно, не сегодня, черт возьми…» Сегодня он подарит Виктории ночь любви, какой она прежде не знала.
Поднявшись, он подхватил ее на руки. Поцеловав девушку с такой страстью, что изумление на ее лице сменилось блаженством, он внес Викторию в дом, ногой захлопнул дверь и, не останавливаясь, прошел в темную спальню.
Поставив Викторию на ноги, он пошарил рукой по стене, ища выключатель ночника у изголовья кровати. Комнату залил мягкий свет. Двуспальная кровать была аккуратно застелена, краешек белого кружевного покрывала подчеркивал голубизну одеяла. Одним рывком он сорвал одеяло с постели, которую они с Викторией так старательно застелили днем. Теперь Роун испытывал удивительное наслаждение от сознания того, что сегодняшней ночью он сможет осуществить фантазии, которые совсем недавно мучили его в этой комнате.
Ему хотелось рухнуть на эту чистую, ароматную кровать, увлекая Викторию за собой, но удивление на лице девушки заставило его одуматься. «Не торопись», — остановил он себя. Виктория может испугаться или, хуже того, почувствовать к нему отвращение, если он набросится на нее, как разгоряченный жеребец.
Расправив ворот ее халата, он с нежностью посмотрел ей в глаза, взял в ладони ее лицо и стал покрывать его поцелуями — медленными и трепетными, наслаждаясь каждым прикосновением губ к изумительно нежной коже. А она… она вся словно горела ласковым, жарким пламенем. Прильнув к нему, она впилась ногтями в его голые плечи, ритмично потирая ступней его ногу.
Он провел ладонями по ее шее, просунул руки под халат, раскрыл полы и обнажил ее плечи. Халат упал к ногам, и Виктория отшвырнула его в сторону с той непринужденностью, которая еще несколько минут назад казалась ему немыслимой, и ответила на его дерзкий взгляд таким же смелым взглядом. Он быстро снял с нее ночную рубашку и застыл, любуясь мягким изгибом ее бедер и изящной грудью — нежной, матовой, с набухшими, отвердевшими розовыми сосками. Он наклонился и коснулся губами восхитительного бутона.
Виктория задрожала, порывисто вздохнула, застонала, колени у нее подогнулись и, не заключи ее Роун в свои крепкие объятия, она бы не удержалась на ногах.
— Ох, подожди, — сказал он, опуская ее на кровать. Роун испытывал благоговейный трепет, пораженный тем, как она откликалась на его ласки. — Никогда еще женщина не падала в обморок в моих объятиях, и я не знаю, что делать.
Она посмотрела на него влажными глазами и робко улыбнулась.
— Со мной тоже никогда не случалось ничего подобного. Наверное, это из-за слишком больших эмоциональных переживаний. Такие перегрузки мне не по силам.
Он негромко рассмеялся.
— Дорогая, мы еще не начали перегружаться. — Он расстегнул свои джинсы, наблюдая за выражением ее лица. Глаза ее заметно округлились, когда она увидела его мужскую плоть. Завороженно смотря на него, она не произнесла ни слова.
Сбросив одежду, он медлил, представляя, как она сейчас ляжет, освободив ему место рядом с собой. Но она так и осталась сидеть неподвижно, и он понял, что Виктория ждет его подсказок. Ему захотелось узнать, действительно ли она так неопытна или испытывает неловкость из-за того, что с ней происходит. А может, до сих пор не желает поверить, что сейчас с ней вместе он, Роун?
Он приподнял ее и уложил под одеяло. Затем обошел кровать и лег с другого края.
— Ты не боишься, правда?
— Конечно, не боюсь, просто немного нервничаю, — призналась она. — У меня не было времени, чтобы привыкнуть к мысли, что окажусь с тобой в постели. Я к этим вещам отношусь серьезно…
Он положил руку ей на живот и стал поглаживать медленными, кругообразными движениями. Виктория замолчала.
— Не бойся. Я никогда не причиню тебе боль, — прошептал Роун. — И спешить не надо. Куда нам спешить?
Она закрыла глаза, предаваясь наслаждению. Никогда еще простое прикосновение не казалось ей столь возбуждающим. Ей хотелось лежать так всю ночь, ощущая эти прикосновения.
Но Роун определенно не собирался довольствоваться лишь этой непритязательной лаской. Он принялся дразняще водить кончиками пальцев по ее руке от плеча к ладони и обратно, поглаживать шею, лицо, наконец коснулся груди, и Виктория почувствовала, что больше не вынесет этой муки наслаждения.