— Я в порядке, поверь, — сказал он, потирая затылок и поднимая голову. Только теперь, оглядываясь по сторонам, он заметил ужасающее состояние церковного двора.
— Боже праведный… кого-нибудь ранило?
— К счастью, все обошлось, все успели спуститься в убежище, и ты тоже должен был там находиться, — ответила она резко. — Теперь у тебя, по меньшей мере, сотрясение мозга и кто знает, что еще.
Он взглянул на нее со своей лукавой улыбкой, от которой ее всегда охватывала внезапная слабость.
— Ну и чем ты не сестра милосердия? И как насчет курса лечения лаской бедного страдальца?
Она едва сдержалась, чтобы не прикоснуться к нему, не облегчить его страданий. Но решение было принято, и она собиралась выполнить его. Чем раньше он поймет, что его ждет, тем лучше для них обоих.
— Я уверена, что в церкви есть аптечка первой помощи, — сказала Виктория и бодро протянула руку, чтобы помочь ему. — Ты можешь встать?
Его немного покачивало, но он устоял на ногах, хотя Виктория сразу же отдернула руку.
Роун потрогал фотоаппарат, который все еще висел на кожаном ремешке у него на шее, — он был разбит.
— Ох ты, черт побери, — расстроился Роун. — Пропал мой любимый старый «Никон».
Мальчик все еще стоял рядом, не сводя глаз с Роуна.
Виктория сняла травинку, прилипшую к фотоаппарату.
— Я очень надеюсь, что фотографии стоили такого героизма, — холодно, с явным сарказмом произнесла она, повернулась и зашагала к церкви, оставив Роуна с его разбитым фотоаппаратом и глазевшим на него мальчишкой.
Виктория негодовала, более того — она злилась на Роуна, но в то же время скорбила по той любви, которую они открыли для себя совсем недавно, и по тем отношениям, которые могли бы у них сложиться в будущем, но эту скорбь и печаль она с легкостью скрыла за маской безразличия и презрения.
Роун не мог винить Викторию за то, что она не пожелала усомниться в его безрассудстве. Она, видимо, не поняла, почему он остался на церковном дворе, предпочтя встречу с торнадо безопасности убежища, потому и решила, что он в очередной раз рисковал жизнью ради нескольких интересных фотографий и, разумеется, удовлетворял свою страсть к смертельно опасным приключениям. Она даже не сочла нужным попросить его объясниться с ней.
Сознание того, что она имела основания считать его беспечным дураком, ударило больнее, чем недавно свалившееся на него дерево.
О дьявол, он в самом деле не имел права ожидать, что она поверит ему, а в результате поверит и в него. В конце концов, что он сделал для того, чтобы заслужить ее доверие, доказать, что он изменился? Он бросил курить, но она, кажется, даже не заметила этого. Он отчаянно старался спасти их от торнадо, в то время как она весь день просидела, нажимая на клавиши компьютера, — но ведь это было совершенно естественно в ситуации, в которой они оказались.
Правда, он говорил с ней о будущем, но пока ничего определенного они не решили.
На этот раз Виктория не знала, что произошло и стало причиной безрассудного поведения Роуна, но она и не собиралась узнавать…
И вот теперь Роун боялся, что не сможет вернуть ее доверие, что Виктория никогда не поверит в его искреннее желание остаться с ней навсегда, провести вместе всю долгуюжизнь.
— Как вы себя чувствуете? — тихо спросил мальчик, смущенно поглядывая на Роуна.
— Хорошо. На голове вскочила небольшая шишка, в остальном все в порядке. — Роун потрогал болезненно пульсирующий затылок, нащупывая кровоточащую припухлость. — А как ты? Я не слишком придавил тебя?
Мальчик показал царапину у себя на локте.
— Ничего страшного, скоро заживет. Простите меня, мистер Роун, я не хотел, чтобы вы ушиблись, но я никогда еще не видел торнадо…
Роуну не хотелось ругать ребенка — он был так похож на него самого в этом возрасте: такой же любопытный, непоседливый, собирающий шишки и царапины, — но эту шалость оставить без внимания было нельзя, поэтому Каллен сделал суровое лицо и сказал то, что требовалось в таких случаях:
— Ты не послушался учительницу и мог погибнуть. Но это еще не все — из-за тебя мог погибнуть и я. Ты должен мне обещать, что никогда больше так не поступишь.
Глаза мальчика наполнились слезами.
— Я буду вести себя хорошо, обещаю, и всегда буду слушаться мисс Дебору и мисс Марту.
Искреннего обещания и раскаяния было достаточно, ведь кроме этого, мальчишку ждали упреки учительниц, поэтому Роун смягчился, улыбнулся и примирительно взъерошил темные волосы ребенка, дружески погладив его по голове.
— Ладно, пошли, — сказал он. — Лучше подскажи, где мне взять немного льда и пару таблеток аспирина. У меня чертовски болит голова.
Мальчик с восхищением посмотрел на Роуна и улыбнулся.
— Я знаю, где лежит аптечка. — Он взял Роуна за руку, и они направились к церкви.
Когда Роун, пошатываясь, добрел до церквушки, его сразу же окружили дети, прибежали также обе учительницы, проявив немедленно нежную заботу о нем. Не ранен ли он? Ему бы сесть, а может, лечь? Почему он встал на пути торнадо? Неужели это так интересно? И что он испытал, увидев смерч?
Виктория не смогла этого вынести и вышла из церкви через боковую дверь. Неудивительно, что Роун был такой сорвиголова, если каждый раз его приключения вызывали столь большой интерес. Его бесшабашные глупые выходки получали горячее одобрение, и, разумеется, он пользовался вниманием дам.
Но ее внимания ему больше не видать.
Машины на автостоянке были в плачевном состоянии: все во вмятинах от крупных градин, с выбитыми стеклами, но больше всего досталось фургону Амоса. Виктории, правда, случалось видеть картины и похуже. Однажды она наблюдала, как торнадо поднял грузовик, подбросил его высоко в воздух, а потом уронил — то, что от него осталось, трудно было назвать машиной. Но сейчас она не могла спокойно смотреть на то, во что превратился «Торнадомобиль», оказавшийся теперь совсем не там, где его припарковал Роун.
Она обошла вокруг того, что осталось от любимого фургона Амоса. Что она скажет старому профессору, как объяснит случившееся? Левая сторона машины была вся измята, ветровое стекло разбито вдребезги. От компьютера и принтера остались жалкие обломки — оборудование бросало по салону, разбивая на мелкие куски. Сейчас все это валялось у задней стенки фургона. А все, что не разбилось, тонуло в луже воды.
Амос убьет ее, это точно!
«Господи, о чем это я!» — с досадой на себя подумала Виктория. Амос не то что плохого слова не скажет, он искренне обрадуется, что они с Роуном остались живы. Но ей легче было представлять себе разгневанного Амоса, чем думать о Роуне.
— Мэм?
Виктория обернулась. Перед ней стоял все тот же мальчик — виновник торжества во дворе белой церквушки.
— Что ты здесь делаешь? Почему ты не со своей группой?
— Я должен вам что-то рассказать, — с вызовом произнес малыш, глядя ей в глаза.
Хотя у нее не было настроения вникать в детские проблемы, Виктория пересилила себя и спросила:
— Ну, в чем дело?
— Это про мистера Роуна. — Мальчик понизил голос до благоговейного шепота. — Он спас мне жизнь.
— А почему ты так считаешь? — спросила она. Если Роун и придумал своеобразный трюк, некую жалкую попытку вернуть ее расположение, то она на эту уловку не клюнет. Он воображает себя эдаким суперменом, неотразимым мужчиной, но выставлять в качестве своего защитника маленького ребенка — это уж слишком!
— Когда вы сказали, что сюда приближается торнадо, я убежал и спрятался за дерево, — искренне признался мальчик. — Мне не хотелось идти в это старое убежище. Я хотел остаться наверху и увидеть торнадо.
Смутное понимание зарождалось в сознании Виктории, но она все еще не могла отказаться от своих подозрений, и все же рассказ мальчика заставил ее вспомнить, что, кажется, она не видела, как он спускался в убежище вместе с другими детьми, да и потом не слышала, чтобы Дебби или Марта говорили с ним, хотя его-то она обязательно должна была запомнить — ведь его день рождения праздновали ребята на церковном дворе и его первым фотографировал Роун.