В серии карикатур он высмеял администрацию университета. И хотя освобождения студентов это не ускорило, с того дня Клаус принялся самозабвенно рисовать политические плакаты, карикатуры.
Шли месяцы. Многие в ФРГ уже считали Диля своим художником. В то же время «большая пресса» и ведущие издательства больше не интересовались им. Семья стала залезать в долги.
Как-то Эмма не выдержала: «Может быть, ты начнешь зарабатывать?! Нам надо кормить двух сыновей!»
Теперь она с горечью произносит:
— Не могу простить себе этих слов.
Тогда Клаус не стал спорить с женой и устроился на работу. Нет, не художником — репутация была слишком подмочена, а учителем рисования. Правда, школа находилась далеко — километрах в семидесяти от Кёльна, в маленькой деревне, но зато он стал зарабатывать!
Преподавал Клаус месяцев шесть. Затем ему вручили приказ об увольнении, в котором было шесть обвинительных пунктов. В такой-то день, такой-то час Диль якобы распространял коммунистическую газету, в такой-то участвовал в антифашистской демонстрации… Он без труда доказал лживость всех обвинений: в тот день ходил в кино, в другой — к друзьям. Но поскольку истинной причиной увольнения были левые взгляды Клауса — директор школы, спохватившись, решил избавиться от «смутьяна», — то никто и не подумал отменить приказ.
Дальше Эмма не смогла рассказывать, она, как во время нашего телефонного разговора, стала повторять, захлебываясь слезами: «Я, я виновата в его гибели». Договорились, что через неделю-полторы мы созвонимся.
«Везде воспоминания, везде легенды». Так отзывался о Кёльне Герцен. Для меня самым сильным воспоминанием об этом городе стал нищий художник: подумаю о Кёльне — и перед глазами встает Клаус, держащий в руке кружку.
Ассоциации с Дилем вызывало многое из того, с чем я сталкивался на берегах Рейна. В том числе в деревне Фишерхуде. Там висит его плакат: чилийские палачи истязают девушку.
…Несколько скромных деревенских домиков. Возле них — лопаты, грабли, колеса от повозок. Неужели это и есть издательство?
— Оно самое! — отвечает мужчина в кожаной куртке, который встречает гостей. Это Вольф-Дитмар Шток, директор издательства.
Деревня Фишерхуде, — рассказывает он, — с давних пор славилась живописцами. У меня была здесь мастерская. Но художники жили впроголодь — рисовали в реалистической манере, а это было не в почете. Мы решили объединить усилия и переоборудовали мастерскую в издательство.
— Почему вы не перебираетесь в город?
— То, что мы делаем, предназначено для простых людей, поэтому и живем «в глубинке». Кроме того, природа помогает нам, вдохновляет. За три года объем нашей работы увеличился раз в пятнадцать. Мы теперь участвуем и в Московской книжной ярмарке.
Издательство необычно не только своим внешним видом и названием «Ателье им Бауернхауз» («Ателье в крестьянском доме»). По нашим меркам это некий симбиоз Дома культуры, филармонии, филиала общества «Знание» и еще десятка учреждений. Выпускает помимо книг пластинки и открытки, проводит выставки живописи, организует лекции, дискуссии, музыкальные вечера.
Шток знакомит с сотрудниками, с женой — она тоже тут работает. Беседуем на лужайке. Рядом пасутся коровы, бродят лошади. Поют птицы, стрекочут кузнечики. Идиллия? На первый взгляд. Тишина и покой обманчивы.
…Три солидных господина пришли к Штоку вечером.
Начали не спеша, с подчеркнутой вежливостью:
— Нам стало известно, господин Шток, что вы намереваетесь провести выставку картин. И будто бы тема ее — «запрет на профессию».
— Совершенно верно.
— Мы бы не советовали вам этого делать. Подобная выставка может отрицательно сказаться на репутации Фишерхуде.
Долго продолжался разговор. Гости вначале убеждали, потом принялись угрожать. Но Шток стоял на своем.
— Что было дальше? — переспрашивает он. — Ничего хорошего. Нас стали запугивать. И кое-кто из художников не решился выставить картины. Далеко не все приглашенные присутствовали на открытии выставки.
Директор издательства в Фишерхуде
Тем не менее она состоялась, И хотя Шток нажил себе могущественных врагов, в деревню каждый день приезжали люди, чтобы посмотреть картины.
Выставка убедила Штока: надо еще энергичнее добиваться своего. И издательство выпустило книгу «Беруфсфербот» («Запрет на профессию»).
На первых страницах — история. Труды И. Г. Фихте вызвали гнев власть имущих, и в 1799 году философу предложили расстаться с местом профессора Йенского университета. Г. Э. Лессинга не пропустили на должность библиотекаря в Берлине. Братья Гримм раскритиковали конституцию, принятую королем, и их немедленно убрали с государственной службы.