Мстислав, невзирая на гибель сразу двух сыновей – любимого старшего и столь же любимого младшего, не горячился. Он один из всей родни погибших на похоронах слезинки не выронил, только желваками на скулах недобро поигрывал.
Он же и стал второй причиной, по которой нападения сразу не произошло, но ничего хорошего для Константина это не сулило. Если в небе малые тучки разразятся дождиком, так то для урожая не беда, а польза. Худо, когда они медлят, в стаю собираясь. А она, свинцовая, почти фиолетовая, тяжело нависая над полями, уже не дождичком – градом страшным грозит обернуться, норовя все побить и изничтожить.
Мстислав именно такую тучу вокруг себя и собирал. Потому он после тризны поминальной и удержал князя Новгород-Северского Изяслава Владимировича от немедленных, но опрометчивых действий. А ведь тот, повинуясь гневным призывам своей матери Свободы Кончаковны, родной сестры самого могучего половецкого хана Юрия Кончаковича, уже порывался дружину свою, соединив с черниговской, вести на Рязань, мстить за Всеволода – брата повешенного.
– Осильнел рязанец не в меру, – сказал Мстислав угрюмо своему троюродному племяннику. – Если бы у него под рукой лишь рязанские да пронские дружины были – одно. Нынче же под его стягом и муромские полки, и со всей Владимирской Руси. Нашими сотнями его не одолеть. А то будет как деду твоему[43].
– Оставлять?! – горячился Изяслав. – Такое оставлять?! Да меня мать проклянет!
– И правильно сделает, – неожиданно согласился Мстислав. – Я не о том сейчас. Вот ты про мать сказывал. Это хорошо. Стало быть, один у нас есть подсобник – брат ее Юрий Кончакович. Он же не только тебе, он и брату твоему уй[44]. Но это же не все. Вот давай прямо сейчас вместе пройдемся по родам нашим и вспомянем – за кого еще дочери наши, тетки да бабки замуж повыходили.
– Изрядно народу наберется, – уважительно глядя на Мстислава, заметил Изяслав.
– А для начала вспомни, на ком твой стрый женат был?[45]
– Ну, на Ярославне Рюриковне. Ты, поди, про Олега хочешь сказать, – догадался Изяслав. – О том и я сам думал. Его-то мы непременно возьмем, только дружина курская невелика[46].
– Оно и так понятно, что Олег за братана[47] оместником пойдет, – отмахнулся нетерпеливо Мстислав. – А я про мать его Ярославу хотел сказать. Нынче в Смоленске ее брат Владимир Рюрикович сидит. Нешто он не подсобит в святом деле? А с ними вместе вяземцы и Давыд Мстиславич Торопецкий тоже пойдут. Главное же – про Ярослава Всеволодовича не забывай, который в Переяславле сидит. Ох и злобен он на Константина Рязанского.
– Он нынче не больно-то силен, – пренебрежительно отмахнулся Изяслав.
– С княжества его и впрямь много полков не собрать, – согласился Мстислав. – Однако и от такой подмоги отказываться не след. К тому же хоть он ныне ратной силой не силен, зато родство его дорогого стоит. Вспомни-ка, чей он зять?
– Удатный! – ахнул новгород-северский князь и даже по лбу себя кулаком стукнул с досады. – Как же это я сам сразу о нем не подумал?!
– Во-от, – поучительно протянул Мстислав. – А у Удатного потомков мужского пола ныне вовсе не осталось[48]. Одна надежда на дочек да на зятьев, чтоб хоть внуков дождаться. Раз он ныне в Галиче, значит, еще одно княжество рать выставит. А другой его зять, Даниил, Владимиро-Волынскими землями владеет. Опять добавка, да не одна. Тут тебе и Бельзский князь Александр, и Холмский князь, и Луцкий, где Ингварь сидит. Сам же Удатный не раз из беды Новгород выручал, когда там княжил. Стоит ему только кликнуть, как те мигом отзовутся. А помимо того, про киевского князя Мстислава Романовича не забудь. Это ведь его дочь Агафья за старшим Всеволодовичем замужем была. Как же он своим внучатам, несправедливо обиженным, не подсобит. Да не он один – старший его сын Святослав как раз сейчас на новгородский стол сел.
– Еще бы полоцких да турово-пинских князей заманить, и вся Русь воедино встанет, – мечтательно произнес Изяслав.
– Непременно подманим, – уверенно заявил Мстислав и недобро улыбнулся. – Им подсобить от литвинов надобно, да от немцев отбиться, что в Риге засели. Если пообещаем, что ныне дружно на рязанца ударим, а там сразу им на выручку придем – все как один откликнутся. И Витебский, и Минский, и Городненский, и Друцкие с Борисовскими – все потянутся. Оно, конечно, брат есть брат, но у меня и вовсе сыновей убили, да каких!.. Такое не прощают. Но и на рожон безрассудно лезть негоже. Так и голову сломить недолго. Я уж пожил, хотя к своим пяти с половиной десяткам еще полтора-два добавил бы. Но все ж не так страшно в ирий уходить. Однако до того очень мне охота самого убийцу на веревку вздеть. Лучше всего прямо на воротах Рязани стольной, да деньков на пять, чтоб провялился на солнышке, а уж опосля собакам кинуть. Но для этого, – он назидательно поднял указательный палец вверх, – всем воедино встать надобно, – и, сжав кулак, сурово погрозил им неведомо кому на небесах. – Всем! – грозно повторил он.
О многом и со многими Мстислав Святославович перемолвился самолично еще до весенней распутицы. Успел он и в Переяславле Южном побывать, и в Киев прокатился, и по всем остальным княжествам гонцов разослал. Не пожалев времени, добрался он и до Мстислава Удалого, который только-только забрал Галич из-под власти венгерского царевича Коломана, разбив его воевод вместе с польскими полками.
– О том, что сталось с зятем Ярославом, мне ведомо, – хмуро ответил новоявленный князь Галича. – Но тут еще Константина понять можно. Уж больно зятек у меня задиристый – сам виноват. А вот о том, что рязанец князей на дубах развешивает, впервой от тебя услыхал.
– А ежели он так со своими, со Святославичами, обошелся, то что от него ждать, когда ему Мономашичи в руки попадут?[49] Их и вовсе собакам кинет, – в тон ему поддакнул черниговский князь.
– Негоже так-то, – продолжая хмуриться, согласился Удатный.
– И опять же Юрьевичей[50] изобидел, – подливал масло в огонь Мстислав Святославович. – Ладно там Ярослав или даже Юрий. А покойный Константин нравом был смирен. Сам на Рязань не хаживал и полки братьям тоже не давал. А ныне как изгои[51] сидят три братца, все мал мала меньше, в южном Переяславле, а в вотчинах их пришлые рязанцы порядки свои наводят. Разве ж такое по правде, по старине?!
Ох, знал черниговский князь любовь Мстислава Удалого к справедливости, к древним дедовским обычаям и установлениям. Знал и играл ныне на этой слабой струнке, норовя добиться окончательного бесповоротного согласия на совместные действия. Честен князь Галицкий. Даст слово и уж тут никуда не денется. Как бы потом обстоятельства ни сложились – все равно его сдержит.
– За твоей дружиной со всей Руси полки пойдут, потому как ведают: где Удатный, там и победа, – польстил Мстислав Святославич собеседнику.
Это была еще одна струнка. И до этого некоторым удавалось сыграть на честолюбии Галицкого князя, но так тонко, как черниговец ныне, пожалуй, навряд ли кто сумел бы это сделать.
Одно только и препятствовало ныне замыслу отца, норовящему отомстить за смерть сына. О том Мстислав Святославович не ведал. Препятствие же это заключалось в грамотке, которую Удатный получил с неделю назад от своей дочери Ростиславы.
Писала она в ней, что ныне они на новом месте обосновались, в Переяславле-Южном, вот только насколько прочно – одному Богу ведомо, потому что нрав буйный Ярослава ее батюшке хорошо известен. Думается ей, что едва он на ноги встанет окончательно, так тут же непременно сызнова против рязанского князя Константина козни учнет строить, да и черниговцев с новгород-север-цами подбивать на это же.
43
Имеется в виду знаменитый и столь же неудачливый дед Изяслава Владимировича, князь Новгород-Северского княжества Игорь Святославович, главный герой древнерусской повести «Слово о полку Игоревом». Авантюрный непродуманный поход этого князя в 1185 г. на половцев закончился полным разгромом и пленением самого Игоря, а также его сына Владимира.
44
Уй – так у древних славян называли дядю по материнской линии, в отличие от стрыев, которые были дядями по отцовской
45
Речь идет о Святославе Игоревиче, младшем брате Владимира и, соответственно, дяде (стрые) Изяслава и Всеволода Владимировичей. Вместе с братьями они в 1206—1211 гг. пытались захватить Галицкое и Владимиро-Волынское княжества, но в конечном итоге Роман и Святослав были схвачены в плен венгерскими воеводами, выданы галицким боярам, которые их и повесили.
46
Олег был единственным сыном повешенного князя Святослава и Ярославы и являлся удельным князем курским.
47
Двоюродные братья на Руси назывались либо двухродными, либо братанами. Если же говорилось «двухродный братан», то это означало степень родства уже в третьем колене.
49
Святославичи – потомство среднего сына Ярослава Мудрого Святослава. К ним относятся черниговские и новгород-северские князья, как дети Олега Святославича, а также рязанские и муромские, происходящие от младшего сына Святослава – Ярослава. За детьми младшего сына Ярослава Мудрого Всеволода были закреплены княжества Киевское, Галицкое, Волынское и Смоленское, где правило потомство Всеволода, начиная с Владимира Мономаха.
50
Юрьевичи – потомство одного из младших сыновей Владимира Мономаха Юрия Долгорукого. Они-то как раз и владели землями Владимирско-Суздальской Руси.