О структуре финикийских городов-государств дают представление амарнские письма. Главный город — это тот, вокруг которого располагалась остальная территория царства, включавшая в себя не только часть финикийской прибрежной равнины, но и какую-то часть Ливанских гор. Библский царь Рибадди говорит о «своих городах», находившихся в горах и на берегу моря (ЕА, 74, 19–20). Среди городов, подчиняющихся библскому царю, были Шигата (ЕА, 71, 25; 74, 24; 90, 9), Батруна (ЕА, 79, 11), Бит-Архис (ЕА, 79, 21) и другие. А когда под властью Рибадди осталось всего два города, он жалуется, что оказался как птица в клетке (ЕА, 78, 13–16). Несколько городов находилось под властью сидон-ского царя (ЕА, 144, 19–20). По крайней мере один город — Ушу — принадлежал царю Тира (ЕА, 149, 49–50). Значение округи было для главного города довольно велико. Уже было сказано, что завоевание сидонцами материкового Ушу поставило островной Тир на грань катастрофы — Для расположенного на материке Библа захват царем Амурру городов на территории Библского царства также привел к полной нехватке продовольствия в самом Библе, что имело результатом повальный уход из царства людей хупшу (ЕА, 124, 25–30).
По существу, та же территориальная структура финикийских государств сохранилась и в I тысячелетии до н. э. Сидонский царь Эшмуназор упоминает различные места своего царства, в которых он построил святилища различным богам, в том числе Сидон Приморский (явно отличающийся от самого Сидона) и Шамим-Аддирим. Сидонскому царю в это время даже принадлежали Дор и Яффа в Палестине, которые передал, ему его персидский суверен. В состав Сидонского царства входила и часть гор, где располагался источник Ydll (KAI, 14). Выше говорилось о материковых владениях Тира и Библа, бывшего главным поставщиком леса для Египта и во II, и в I тысячелетии до н. э.
Границы финикийских царств, естественно, не оставались неизменными. Так, ассирийский царь Асархаддон передал тирскому царю город Сарепту, ранее принадлежавшую Сидону (Iipinski, 1995, 193–194). Как правило, в границы царств всегда входили окружающие территории, исключением было, когда ассирийцы оставили Тиру и Арваду только их острова.
Во главе финикийских государств стояли цари. Трон переходил по наследству. Курций Руф (IV, 1, 1–20) и Диодор (XVII, 47) рассказывают странную историю: после захвата Сидона (Диодор ошибочно локализует эту историю в Тире) Александр сверг царя Стратона (т. е Абдастарта) и поручил Гефестиону найти другого царя. Последний предлагал трон своим молодым друзьям, выдающимся богатством и происхождением (но не царским), но все они отклонили предложение, заявив, что в соответствии с обычаем отцов (patrio more) трон может перейти только к члену царской фамилии. В результате на трон был возведен некий Абдалоним, который происходил из царского дома, но был бедняком и сам обрабатывал свой сад. Сам этот рассказ, конечно, относится к частым в античной литературе нравоучительным повествованиям о торжестве честной бедности. Однако найденная надпись конца IV в. до н. э. с упоминанием сидонского царя Абдалонима (Coacci Polselle, 1984, 170; Lipinski, 1995, 142) подтверждает историчность этого события, да к тому же для римского автора было бы странно подчеркивать незыблемость династического принципа. Поэтому вполне можно доверять содержанию этого рассказа, из которого следует, что право наследования трона в финикийском городе принадлежало только царскому роду.
Это позволяет под несколько иным углом зрения посмотреть и на ряд более ранних событий. Нам известно, что Навуходоносор увел в Вавилон всех членов царского рода и во главе государства на какое-то время встали «судьи», т. е. суффеты (Ios. Contra Ар. 1, 21). Каковы бы ни были цели этого акта, он свидетельствует о том, что в отсутствии царских родственников никто не мог занять трон. В Карфагене, как уже говорилось, царицей была сестра тирского царя Элисса, которая, покончив с собой, не оставила наследников. И с ее смертью монархия в Карфагене перестала существовать. Власть перешла к тем десяти «принцепсам», которые сопровождали Элиссу в ее предприятии (Шифман, 1963, 47). С гибелью первой царицы в Карфагене прекратил существование унаследованный из метрополии царский род. И Карфаген стал республикой, хотя и резко выраженной олигархической (Циркин, 1987, 101).