Изольда Матвеевна накинула жилетку, собрала жидкие седые волосы в пучок на затылке и крикнула в замочную скважину:
– Кто там?
– Здравствуйте, я из социальной службы!
Изольду Матвеевну обожгло:
«В дом престарелых меня соседи сдать хотят. Или в дурдом».
– Я никого не вызывала.
– У нас волонтерская программа к 75-летию Победы. Собес передал нам данные, что вы – одинокий ветеран войны, к тому же после инсульта.
– Другое дело! – Изольда Матвеевна открыла дверь. – Продуктовые наборы раздаете?
На пороге стояла женщина лет сорока пяти со шваброй и ведром:
– Мы участвуем в социальной программе «Окна Победы». Ожидается, что в город приедут высокие гости, поэтому принято решение помыть окна одиноким пожилым людям на всех этажах выше второго. Когда вы в последний раз мыли окна самостоятельно?
– Да в прошлом году, – не моргнув глазом, соврала Изольда Матвеевна. – Я еще ого-го! Взяла тряпку, и – раз-раз!
«Ишь ты, гости к ним высокие приедут! Показуха одна! Стесняются они ветеранов, немощи нашей стесняются… Им лишь бы в орденах на парадах ихних расхаживать. Федор из соседнего подъезда пошел в прошлом году на парад, да ноги и отказали – завалился на бок. Вот позорище-то было! А эта так глазами и шныряет, видно, украсть чего хочет».
– Квартирка-то у вас хорошая, обстоятельная, жаль, что последний этаж.
– Я вот сейчас нашему участковому позвоню на мобильный телефон, узнаю, откуда вы пришли, – пригрозила Изольда Матвеевна. – А вы пока окна-то мойте. Нечего стоять.
«Ишь, хвост поджала. А что? Небось, не разговоры пришла разговаривать, а дело делать. Нерусская, наверное. Сейчас в собесе только такие и служат: зарплаты маленькие, а эти иностранцы так и стремятся на теплое место. Соседка говорит, что они живут по восемь человек в одной комнате, спят на полу вповалку. Надо следить, чтобы ничего не украла. Ишь, как грязь на окнах тряпкой размазывает… Я-то давно не мыла – лет пять. Мне после инсульта не то что на окно, в ванну-то не залезть: как ногу задеру, в глазах темнеет. Пойду чаю с молоком себе пока налью».
Угрожающе хмыкнув в сторону волонтера, Изольда Матвеевна потопала на кухню. Между тем, женщина споро мыла окна и уже три раза меняла воду.
«Где тут у меня молоко? На второй полке лежало… Точно помню, что там на одну чашку, грамм тридцать оставалось. На дверце холодильника нет, в морозилке нет… Пустила гадину в квартиру, а она мое молоко выпила! И когда успела?! Я глаз с нее не сводила!»
Изольда Матвеевна на крейсерской скорости кинулась к входной двери и закрыла ее на два оборота ключа.
«Все! Попалась, воровка!»
Затем она набрала участкового:
– Здрасти… Желаю вызвать… Обокрали меня! Молоко выпили в холодильнике… Грамм тридцать.
На том конце раздались гудки.
«Фу ты ну ты! Так и сдохнешь, никто не поможет! Может, она голодная была? Знаем мы этих иностранцев: сухой лаваш целый день жуют».
Тут Изольда Матвеевна почувствовала, что у нее от волнения сердце в груди колотится, как колокол. Она пошатнулась и присела на край кресла.
Женщина вытерла последнее, пятое окно и, повернувшись к Изольде Матвеевне, почуяла неладное: лицо у старухи было красным, как кирпич. Создавалось впечатление, что у нее гипертонический криз.
– Сейчас я «скорую» вызову, ложитесь на кровать! – скомандовала волонтер. – Только осторожно!
«Молоко мое выпила и теперь командует! Окна помыла – жить в моей квартире собирается… после того, как меня отправит в дом престарелых», – тоскливо думала Изольда Матвеевна, укладываясь на кровать.
– Зачем ты молоко мое выпила? – сурово спросила она волонтера. – Голодная, небось? Голод – это я понимаю, в войну все голодали.
– Да вот же ваше молоко, стоит здесь, в комнате, на обеденном столике! – нашлась женщина.
Изольда Матвеевна потрясла бутылкой, убедилась, что все тридцать граммов целы, и ей настолько полегчало, что она подобрела и лицо у нее приняло здоровый оттенок.
Окна сияли чистотой.
– Давайте пить чай с молоком! – предложила Изольда Матвеевна.
– Нет-нет, спасибо, – ответила волонтер. – Но я все равно дождусь врачей, а пока постираю занавески.
И она принялась складывать пыльные занавески в ванну.
Изольда Матвеевна вскипятила на газу чайник, налила чаю, сверху молока… а оно в чашке свернулось. Все тридцать грамм.
«Глаз у нее нехороший. Только молоко поставила на стол, оно сразу и скисло. Хозяйничают у меня все кому ни попадя… А может, оттого, что окна чистые, проникло солнце и сквасило молоко?»