И вот, теперь он с ночью и миром один на один, на поясе нож, за плечом старый меч, и цель одна , и звезда одна...
И надо спешить.
Стойбище исчезло далеко позади, и Ресет не знал, что происходит там сейчас.
А узнав, сильно бы озадачился происходящему.
Булькали котлы, деловитые зомби ломали частокол, кидая покрытые защитными рунами бревна в гигантский костер, порой и сами, без возврата, шагая в гудящее пламя. Скулили жалобно гончие, но все же послушно подставляли мохнатые шеи кривому стальному ножу Темнеца.
Слезы жидким ручейком непрестанно катились по щекам старика.
- Мы запалим такую свечу, - словно вспомнив что-то из прежней далекой жизни, бормотал он.
Прежнее возвращалось. Нехотя, словно сквозь туман, сквозь тяжелую толстую вату, тусклое гадательное стекло.
Темнец вспоминал.
Осознавал.
Улыбался.
Плакал.
Резал гончих и големов, кромсал сердца воинов, щедро разбрызгивая по округе жизненную силу стойбища.
За память нужно было платить.
Но он был готов.
И платил.
Небо же продолжало буйствовать огненными росчерками.
А сторожевые идолы вдруг загудели, принялись чертить сумрак красными сполохами, и лениво зарокотали турели, выбрасывая смерть.
- Дождался, - захихикал Темнец.
Сполохи выхватывали из темноты и приземистые тушки железных крабов, и хитин доспехов инсектоидов и многое-многое другое, что всегда избегало нападения на периметр стойбища.
Но сегодня был особый день.
День платы.
Когда такие же ущербные, как и прочие обитатели этого уродливого мира, вдруг на миг возжелали стать иными.
И мир, содрогнувшись и внезапно опомнившись, принялся мстить несогласным...
И все таки он был первым.
Ему повезло, место было отшибное. Гиблое, даже несмотря на весь этот гиблый, дикий, пропитанный смертью, край. Здесь было слишком мало ресурсов, а вот болотных провалов и каверн с едкой жижей более чем предостаточно: даже твари из числа неразумных обходили пустошь стороной.
Звезда упавшая на востоке, чадила гарью. Рухнув прямо на центр огромной кучи отбросов, она чуть тлела, разбрасывая злые искры и волны тепла и силы.
Силы было много. Злой, недоброй, понятной охотнику.
Пискнул амулет.
Учитель был явно в хорошем настроении.
- Ресет, сынок. Ты это... Не ходи пока в стойбище. Повремени. Обложили нас. И вот что. Продержись сколько сможешь. У тебя скоро будут гости. Непростые. Кидай все силы в защиту и просто держись. Тут либо у меня сработает, либо у тебя. Но мы все равно должны урвать куш.
- Кто? Какой?
- Все, - безумно хихикнул Темнец и прервал связь.
А потом Ресет увидел их.
Старые враги словно позабыли о прежних распрях.
Сюда со всей округи стекались любители поживы. Брели дикие в клепаной кованой броне с арбалетами наперевес, лязгали гусеницами механоиды, стелились по земле лучистые, ползли твари со смрадных болот и коммуникационных катакомб, и каждый хотел быть первым.
И они шли не к звезде. Нет.
Они шли к нему.
К Ресету.
Охотнику, прочитавшему слово из древней хрупкой книги.
Рунный оберег рассыпался горстью камешков, сформировал защитный круг, очерченный мощью, и выпил звезду, обнажив ее остов. Пустышка. Просто битый космосом стальной шар с толикой звездных сил.
Упавший сюда с одной лишь единственной целью. Увести охотника от стойбища.
И было ли это частью плана Темнеца, либо высших сил - не важно.
Твари подползали все ближе. Лазерные лучи механоидов изредка полосовали купол, не в силах пробиться к непокорной плоти. Пока - не в силах.
А стойбище умирало.
Темнец дико хохотал. Сотворенная им волшба действительно была величайшей. Он сознательно обрекал на смерть все.
И каждый умирающий житель стойбища погибая, отдавал нужную часть себя другому. Последнему.
А неразумные и разумные: дикие, звероящеры, лучистые, разбойные дроны и прочие находники, всего лишь выполняли то, что хотел от них Темнец.
Мир пришел сюда мстить, да.
Но Темнец, как он всегда это делал, с мерзкой ухмылкой, повернул этот ущербный мир вокруг себя и заставил его выполнять свое желание.
Стоя на мусорной куче, Ресет выл от переполнявшей его силы. Сила рвала его на куски, меняя, трансформируя так, как не могло приснится и в самой смелой фантазии Темнецу.
А он, Ресет, и был Темнецом. И он же - был Маришкой. Все стойбище, все разумные и неразумные сейчас - были им. И всегда им были. Единое целое. Неделимое. Но некогда подвергнутое расщеплению на тысячи малых частей. Тщательно отфильтрованное, расфасованное и запрятанное. Закинутое на задворки вселенной.