Спокики, вступавшие в фазу подросткового созревания, в 60-е годы изменили наши представления о сексе, долге, работе, конформности и жертвенности. Давайте не будем этого бояться: послевоенные детишки никогда, на самом деле, не принимали ни ценностей Индустриального Общества, ни эстетики Эры депрессии. Они никогда не принимали за чистую монету протестантскую Этику работы. После того, как они 15 лет подряд смотрели телевизор по 6 часов в день — неужели они покорно согласятся мантулить в каске на конвейере?
Боб Дилан задал тон подростковому бунту: «За лидерами лучше не ходите — за счетчиками на стояночках следите…» БИЧ БОЙЗ предложили свой калифорнийский стиль личной свободы. БИТЛЗ подхватили тему хвастливой непочтительности. Это казалось таким естественным. Все, что тебе нужно, — это любовь. Занимайся своим собственным. Шестидесятые были годами без тревог, без забот, больше эротическими, чем невротическими. Мы не собираемся быть рабами зарплаты или сражаться в войнах старичья. Мы все будем жить в Желтой Подводной Лодке!
Не только белые мужские особи среднего класса призывали к переменам. ґерные тоже были готовы. Они ждали четыреста лет. Расовые беспорядки, протесты по поводу Гражданских Прав, марши Зельмы неожиданным образом выпадали из споковской философии. Трудно переоценить воздействие черной культуры на поколение спокиков. Конечно, это была музыка. Стиль, грация, coolness, циничная дзэновская отстраненность от системы пришли от черных. Никакому белому преподавателю не нужно было говорить черным, чтоб те включались, настраивались и отпадали от конформности.
Потом существовало Движение Женщин — определенно, наиболее значительный импульс перемен всего столетия. В нем участвовала самая ловкая, наиболее хорошо образованная прослойка женщин во всей истории, которые рассчитывали, чтобы и к ним относились как к личностям. Начинала шевелиться концепция Гордости Голубых. Очевидно, что их родители тоже читали Спока. Со времен движений XVIII века за демократию и права человека не было столь лихорадочной надежды на справедливое и свободное общественное устройство.
К концу десятилетия стало очевидным, что Утопия так легко не случится по трем очевидным причинам: существовали мощные силы, наглухо противившиеся каким бы то ни было переменам в американской культуре, с одной стороны, и не существовало никаких практических разработок или ролевых моделей для впряжения смутной философии индивидуализма в функционирующий социальный порядок. И, в основе своей, мы были не совсем готовы. Спокики все еще оставались детьми, малочисленными демографически и неподготовленными психологически для создания постиндустриальной фазы человеческой культуры.
Оппозиция переменам проявила себя очень хорошо в хладнокровных покушениях на Джона Кеннеди, на его брата Бобби, на Малькольма Икса и на Мартина Лютера Кинга. Линдон Джонсон, Ричард Никсон и новый ковбой-губернатор Калифорнии, некто Р.Рейган, дали совершенно ясно понять, что будут счастливы использовать силу для защиты своей системы.
Социальная философия хиппи была романтически непрактичной. Конечно, они не собираются больше работать на ферме Мэгги, но что им делать после веселья всю ночь напролет? Многие нашли укрытие у всяких гуру, другие опять вернулись к новой форме антитехнологической шик-"американскости". Городские политические активисты попугайски твердили лозунги европейского социализма или социализма «Третьего Мира», а на самом деле превращали в поп-звезд таких жестоких деятелей тоталитаризма, как Че Гевара и Хо Ши Мин.
На Алтамонтском Концерте 1969 года Ангелы Ада, посланцы Безумного Макса в Индустриальном Веке, сокрушили хрупкую подростковую фазу поколения Спока. Хендрикс, Дженис Джоплин и Джим Моррисон видели, что происходит, и благородно избрали самоубийство, а БИТЛЗ распались.
СЛЕДУЮЩАЯ ФАЗА
К 1970 году многие молодые люди утратили уверенность во многих старых институтах. Фраза «Не доверяй никому старше 30-ти» отражала их разочарованный реализм: ты не мог добиться ответов ни от Великой Старой Партии Никсона, ни от Демократической Партии Хьюберта Хамфри. Большой бизнес и большой труд оба не реагировали на очевидную необходимость перемен; высокие идеалы социализма, казалось, переводились как просто еще одно название полицейско-государственной бюрократии.