Он чуть нахмурился. Лицо его исказилось напряжением на краткий миг, но морщинка сосредоточенности быстро разгладилась. Каин прикрыл глаза, скрестил руки на груди и откинулся на спинку стула, почти полностью ускользая от взгляда Ивана.
Теперь свет фонаря, попадавший в кафе с улицы, освящал лишь его губы, а он продолжал.
− Я не понимаю насилия даже теперь, хоть и знаю о нем больше, чем кто бы то ни было, однако все равно не понимаю. Тогда же, видя жестокость одного человека по отношению к другому, понимая, что человек рад чужой боли, я впадал в ступор. Понять, как можно получать удовольствие от чьих-то страданий, казалось мне верхом безумия. Я принимал это, но... Однажды у меня появился шанс кое-что понять, и я решил пойти на все, чтобы хоть немного узнать, чем дышит человеческая жестокость.
Глава 29
Глава 29 - Беспомощность ребенка
Каин сделал короткую паузу, сглотнул, выдохнул и вновь заговорил, вот только что-то изменилось в его голосе. Он стал надменным, холодным и каким-то отрешенным, будто рассказчик внезапно стал играть роль.
− Это было слишком давно, однако я хорошо помню ту ночь. Я задержался в лавке чудес, беседуя с Люцифером, и покинул его, когда давно стемнело. Я хотел сходить в отцовскую библиотеку, а переходить в ад в доме, где живет ангел, пусть и изгнанный, казалось мне жестоким. Обычно я проходил по улице до одного темного переулка, сворачивал и выходил в темноту каменных коридоров с синим пламенем. Та ночь была приятно прохладной и я решил не спешить, а немного прогуляться. Мне нечего было бояться, в конце концов, я сильнее любого человека, и ни один зверь меня не тронет, потому я мог позволить себе бродить по темным переулкам в кромешной тьме. Той ночью я понял, что за мной следят. Кто-то шел следом, а я решил не бежать. Намерения у преследователя были недобрыми, этим быстро пропах воздух, а я решил просто подыграть. Принять на себя роль обычного мальчика в темном переулке глубокой ночью и посмотреть, на что способен идущий за мной человек.
Каин выдохнул.
− Я специально свернул в закоулок, где нападать было бы удобней всего и на меня действительно напали. Ударили по голове, заломили руку и тут же заткнули рот непонятной зловонной тряпкой. Она больше всего разозлила меня. Этот непонятный кусок материи, скомканный, отдавал привкусом рвоты и крови, словно ей затыкали уже не один рот, а больше всего меня бесил тот факт, что эта дрянь упирается мне в глотку, но выплюнуть ее я не могу. В тот миг мне хотелось ударом ноги отправить наивного человека в нокаут, освободить руки и тут же вытащить это жалкое подобие кляпа, но в то же время я понимал, что у меня кружится голова, а значит, обычный ребенок на моем месте потерял бы сознание от такого удара. Я сдержался, позволяя связать себе руки.
Каин зловеще улыбнулся.
− Мой похититель был рослым мужчиной крепкого телосложения, он легко закинул меня себе на плечо и понес куда-то, а мне оставалось лишь бороться с чувством тошноты.
Каин потянулся к чашке, сделал глоток кофе и, казалось, постарался прочувствовать его вкус, а после быстро поставил чашку, вновь отклонился, облизал губы и продолжил:
− Он принес меня в дом, поднялся на второй этаж. Мне было сложно следить за местностью, да и я особо не старался, но когда он зашел в комнату и швырнул меня на кровать, мне все стало понятно. Это был в целом банальный вариант и самый мерзкий. Насильники всегда раздражали меня, особенно если речь шла о детях. Наверно, это отзвук моих собственных детских обид, но боль любого ребенка всегда ранила меня сильнее боли любого взрослого. Тогда я испытал второй острый приступ гнева. Мне захотелось порвать этого человека на месте! Силы бы мне хватило. Я даже приподнялся на локтях, оскалился и напрягся, чувствуя, как медленно поддаются тугие веревки, но мужчина рывком набросился на меня. Прижав к кровати, он ударил меня по лицу. Он ничего не говорил, но от этой пощечины зазвенело в голове. Он нависал надо мной и это был отличный шанс нанести удар и перестать быть жертвой, но от этой мысли мне стало стыдно. Потому что ее порождал страх. Я уже чувствовал его. Ничего не произошло, но я понимал, что произойдет, не начни я делать то, чего дети не делают. Только как я хочу понять человека, не играя по правилам человека? Мне стало и стыдно, и страшно, и мерзко. Если я, бессмертный, боялся стать подстилкой непонятного грубого мужика, то что испытал бы обычный мальчик лет двенадцати, лежа там на постели с этим мерзким «кляпом» во рту, с грубой веревкой на руках и этим верзилой рядом? Я заставил себя остаться, потому что никогда не смогу ни понять, ни помочь, если сейчас воспользуюсь своей силой и знаниями. Это решение далось мне легко и быстро. Я больше не пытался освободиться и, видимо, потому что я больше не дергался и не пытался подняться, он не стал меня бить вновь, зато достал нож и стал быстро, я бы даже сказал жадно, рвать им мою одежду, не церемонясь и не боясь меня ранить. Несколько раз лезвие опасно касалось кожи, а кое-где оставило царапины, но ему было все равно, он резал и рвал, сначала рубашку, потом штаны, а потом посмотрел на меня немного удивленно или даже разочарованно, видимо ожидал кого-то не столь крепко сложенного. В конце концов, не смотря на свою худобу, я не похож на маленького хрупкого мальчика. Под моей кожей еще при человеческой жизни были крепкие мышцы, и потому их не могла искоренить даже моя бессмертная лень. Он отбросил нож, но увидев мой взгляд, усмехнулся. «Смотри на меня, я буду доволен, если увижу, как изменится твой взгляд». - Вот что он сказал мне, а потом рассмеялся. Ком ужаса стоял у меня в горле, но я не мог его даже сглотнуть из-за все той же треклятой тряпки, а мужчина двинулся ко мне, приспуская штаны. В тот миг я трусливо закрыл глаза, словно, если не видеть, может стать легче. Это было глупое решение. Когда его руки оказались на моих ногах и скользнули на бедра, уверенным жестом приподнимая их, я в один миг почувствовал себя поверженным, униженным и до ужаса напуганным. Мне даже захотелось просто плакать. Я резко раскрыл глаза и встретил самодовольный взгляд мужчины. Тогда он заговорил в последний раз: «Если будешь хорошим мальчиком, боль будет не долгой». И больше он не смотрел на меня, словно и вовсе забыл о том, что я живое существо. Зато он резко подтянул меня к себе, развел мои ноги и без малейшего предупреждения, без даже проверки моей реакции, просто одним, явно отточенным движением вошел в меня, как говорится, «на сухую».
Каин умолк на миг, посмотрел в окно и продолжил:
− То мерзкое чувство ни с чем не может сравниться. Мало того, что тебя буквально разрывает в прямом смысле, так еще и тело проклятым образом сопротивляется против твоей воли. Каждому движению, каждому толчку, каждой усмешке. Я не владел собой, мной управляли боль и напряжение, которое только нарастало. А насильнику, казалось, это нравилось. Я видел, как блестят в темноте его глаза. Он был жаден и груб и двигался соответственно, потому очень скоро смазку ему заменила моя кровь. Мне хотелось оскалиться, закричать, порвать веревки и проломить ему череп. Я до того момента и представить не мог, что может быть что-то столь же отвратительное по ощущениям, охватывающим тело и дух. Я смотрел на него и думал, что поступи с ним кто-то так же, он наверняка не был бы таким довольным. Но я закрыл глаза и попытался забыться, в конце концов, со мной ничего не будет. Я бессмертен и раны мои заживут быстро, как бы далеко не зашел этот ненормальный, но тело не хотело слушаться. Он врывался в меня рывком, вызывая боль, от которой каждая клеточка моего тела напрягалась. И самое противное было в том, что в ответ на мою боль, скрыть которую было очень трудно, его член внутри меня становился больше, а боль становилась сильнее. Когда же я понял, что он близок к завершению, он внезапно отпустил мои ноги и с силой впился в мое горло, вдавливая в кровать так, словно собирался сломать мне шею. Дышать из-за мерзкого кляпа было и так трудно, боль давно усилила этот эффект. Я отключился, пусть и на короткий миг, но это избавило меня от мерзкого ощущения довольной вибрации от члена этого подонка. По крайней мере, именно так я формулировал все это в своей голове, когда новая пощечина привела меня в чувства.