Спокойное лицо Кагитора не изменилось, он поймал плащ, набросил на собственные плечи и последовал за сыном, ожидая его дальнейших слов. Только Каин молчал, нетерпеливо переходя из зала в зал, пока не распахнул дверь оружейной, стены которой хранили мечи прежней истории.
Застыв на мгновение, он шагнул к клинкам, стараясь выбрать тот, что ему действительно подойдет.
− Какой из них покрепче? - спросил он у отца, оставшегося у двери.
− Они все хороши, в конце концов, здесь лишь лучшие, − спокойно ответил Кагитор.
Каин лишь усмехнулся и выхватил тонкий изящный клинок, словно созданный для детской руки. Он направил его на отца.
− Ты ведь знаешь, что я планирую сделать? - спросил Каин, смеясь.
− Я не заглядывал в твои мысли.
Каин усмехнулся и небрежным движением вернул оружие на место.
− Он слишком пафосный для моего дела, − проговорил он, изучая другие мечи. - Нужно что-то под стать тому человеку, что-то столь же мощное и уродливое в своей силе.
Он сделал несколько шагов и вновь посмотрел на отца.
− Я собираюсь заставить его молить о пощаде, и когда он будет валяться в моих ногах, я убью его, − заявил он решительно.
Вот только в конце фразы голос его задрожал. Его решительность явно таяла. Он посмотрел на отца уже другими глазами, скорее напуганными, а лицо Кагитора так и не изменилось. Оно все еще было спокойным.
− Ты не станешь меня останавливать? - удивился Каин.
− Я же говорил, что не буду указывать.
Его голос был прежним, но взгляд, непривычно внимательный и мягкий, следил за каждым движением сына. Каин оскалился и схватил один из самых больших мечей. Ему хватило силы сделать финт, хоть это был тяжелый двуручный клинок с зубчатым лезвием, но как же странно это массивное оружие смотрелось в руках ребенка.
− Я планирую убить человека! Душа которого явно твоя, а ты говоришь что...
− Хватит! - перебил его Кагитор. - Я не буду тебя останавливать. Если ты хочешь услышать, что твое решение не верно, значит, ты можешь сказать себе это сам.
Это был первый раз, когда Кагитор чуть повысил на него голос. Впервые он говорил с ним суровым тоном, по сути, наказывая словами. Каин чувствовал это в его голосе, но разум его приходил в смятение. В конце концов, часть его действительно хотела, чтобы его удержали, другая же часть искала поддержки. Он опустил и меч, и голову. Вздохнул громко, отчаянно, слушая эхо своего дыхания, скользящее по пустому залу.
− Прости, но можно я останусь один, − прошептал Каин нерешительно.
− Конечно, − ответил ему спокойный голос.
Каин не поднимал глаза, только слышал шаги и скрип двери.
− Делай все что сочтешь нужным, − сказал Кагитор уходя.
Дверь закрылась, и Каин в очередной раз остро испытал чувство страха. Дыхание перехватило, словно рука вновь сдавила горло. Он выронил меч и задрожал, не понимая, что ему делать.
Хотелось разрыдаться, но слез не было и, отчаянно падая на колени, Каин с болью впивался пальцами в собственные плечи, желая не видеть перед глазами насмешливое лицо того наглого человека и не чувствовать боли в каждой клеточке своего тела...
Глава 31
Глава 31 - Не охлажденная месть
− Это было одно из самых трудных решений, − проговорил Каин, когда зал в аду снова рассеялся. - Пока я расписывал потолок, прошло больше трех месяцев. Еще около месяца я решал, что мне делать. А после долго искал то место, менял свое решение, вновь запирался в комнате. Пару раз приходил к лавке чудес в надежде, что разговор с Люцифером мне поможет, но в итоге не решался войти. В конце концов, прошло полгода, и только тогда я пошел мстить.
На губах Каина появилась злобная усмешка, а реальность вновь померкла.
***
Каин стоял посреди улицы и осматривал ее, словно впервые оказался среди людей. Напротив него был тот самый дом. В этом Каин не сомневался. Он точно так же слышал бой часов где-то вдалеке. Улавливал едкую смесь запахов из помоев свинарника и протухшей рыбы. Этот аромат трудно было с чем-то спутать. Однако, кутаясь в плащ, он не спешил действовать. Люди не могли его видеть, ибо таким было его желание. Не просто же так он изучал свою силу. Пусть не многое, но кое-что он мог. Например, обмануть разум людей и заставить их не замечать свою скоромную персону, особенно теперь, когда хотелось исчезнуть.
Каин все еще думал, что именно ему делать. Он слышал крики детей, бегающих по улице. Они пинали мяч из шкуры какого-то животного, набитый какой-то трухой. Этот бедный район угнетал Каина одним своим существованием, а ему нужно было принять решение.
Вздохнув, он поднял глаза к небу, в который раз ожидая ответа свыше, но его не было. Никто не намеревался ему подсказывать. Рука в очередной раз легла на рукоять небольшого короткого меча, висящего на поясе.
Очередной приступ удушья заставил Каина прижаться к стене и с силой вытолкнуть из груди воздух. Его злила эта неспособность управлять собой, и потому, стиснув зубы, он шагнул к дому. Уверенно открыл дверь, шагнул в помещение трактира, самого нищего трактира города, пропахшего потом и сажей. Его никто не видел, а значит, не мешал подняться наверх. Лишь на лестнице он замер, закрыл глаза и стал вспоминать. Сколько пролетов шел тот человек, неся его к себе? Три. Идти нужно было на третий этаж на самый верх. А воспоминания дня смутно обращали его внимание на близость дыма. Где-то прямо под окном должна была быть труба. Видимо, это была труба маленькой соседской пекарни, а значит ему направо. Он сделал еще пару шагов. Перед глазами стояла картина ночи. И скрип половиц перед дверью. Еще шаг. Пол скрипнул. Сердце сжалось, но сглатывая ком, он все же посмотрел на эту дверь. Ее он совсем не помнил, ее он и вовсе не видел, но ему казалось, что эта дверь - последний барьер.
А что если это не та дверь? Не тот дом? Что если этот человек тут больше не живет?
Эти вопросы сверлили ему мозг, а он лишь скалился и сжимал рукоять меча, словно меч мог что-то решить. И он действительно решал, возвращая его гневу форму. Он сделал шаг, толкнул дверь и оказался в комнате.
Это была она! Это была именно та комната. От понимания этого у Каина буквально подкашивались ноги, но сжимая зубы, он закрывал за собой дверь и проходил внутрь.
За окном дым и пик центральной площади где-то вдали. Слышно реку. Все еще шумят дети. Где-то щебечут птицы, наверно на чердаке. Они так же ворковали тогда, и Каин старался сосредоточиться на их голосе, но в итоге срывался на тихий сдавленный стон, который злил его еще сильнее и напрягал тело.
Каин стукнул кулаком по столу, стараясь отогнать воспоминание.
− Хватит, − прошипел он самому себе и тут же уверенно уселся на край сундука, стоявшего под окном.
Внутри становилось тихо. Рука скользнула по столу, изучая царапины. Какие-то были здесь прежде, а какие-то появились уже при нем. Пальцы скользили по столу, а он невольно думал, что кнут, царапающий дерево, должен убивать людей. Впрочем, он сам оставлял на своем теле раны намного страшнее тех, что оставил этот человек.
Это заставило его улыбнуться. Рука скользнула в карман и достала ту самую тряпку. Его злосчастный кляп все еще был с ним. Это был давно истрепанный рукав от мальчишеской рубашки, старый и пропахший целым спектром зловоний. Видно когда-то этот кляп был частью одежды какой-то из жертв. Причем этот рукав был куда меньше его собственной руки, а значит тому мальчишке не было и десяти. Эта мысль добавила Каину решимости. Положив рукав на стол, чтобы не забыть, зачем он здесь, Каин вновь коснулся меча. Спокойным размеренным движением он избавил клинок от ножен и положил его на стол поверх своего «кляпа», словно так было проще ждать. Быть может, так было действительно проще, ибо он смог закрыть глаза и расслабиться. Воспоминаний не было, страха и сомнений тоже. Он ничего больше не слышал. Теперь он сам был оружием, без сердца и сомнений.
Только скрип половицы за стеной и звук открывающейся двери заставил его открыть глаза. Было уже темно. Мужчина зашел в комнату. Он был один, на его плечах не было никакой ноши. Сегодня он шагал не так браво, как в ту ночь. Напротив, согнувшись, словно под страшным гнетом, он сделал несколько шагов, снял плащ и повернулся, чтобы бросить его на сундук, но тут же застыл.