(Это и другие цитируемые здесь его стихотворения входят в тетраптих «Ахматова».)
Как следствие его выступления, в резолюции общегородского собрания ленинградских писателей по ждановскому докладу было «особо» отмечено, что «среди ленинградских писателей нашлись люди (Берггольц, Орлов, Герман, Добин и др.), раздувавшие „авторитет“ и пропагандировавшие их [Зощенко и Ахматовой] писания» (Культура и жизнь. 1946. 30 августа). При обсуждении постановления ЦК ВКП(б) в Пушкинском Доме зам. директора Л. A. Плоткин указал на «грубейшие ошибки» товарищей: «Кандидат филологических наук В. Н. Орлов выступил по радио с речью, посвященной поэзии Ахматовой, утверждая, что творчество Ахматовой является чуть ли не примером для всей нашей советской литературы» (Известия АН СССР. Отделение литературы и языка. 1946. Т. 5. Вып. 6. С. 515). Сам провинившийся на заседании правления Ленинградского отделения Союза советских писателей каялся 19 августа 1946 года:
Здесь мы все, и я, в частности, допустили полное смешение двух понятий — факт истории литературы и живой действительности <…> Особая ответственность в данном случае возлагается на тех, кто печатал Анну Ахматову и выдвигал на первый план советской литературной жизни. Конечно, трудно представить, чтобы поэт, начавший писать в 1909 г., выпустивший первую книгу в 1912 г., имел равные с писателями более младшего поколения шансы идти в ногу с современным движением в литературе <…> Конечно, Анна Ахматова в качестве члена правления и одного из руководителей ленинградской литературной организации — явление странное. Удивительно, что это не приходило нам в голову!
Впоследствии ему была присуждена Сталинская премия третьей степени за книгу «Русские просветители 1790–1800-х годов» (1950).
В библиотеке Ахматовой сохранилась книга: Блок А. Город мой…: Стихи о Петербурге и Петрограде / Сост. и вступ. ст. Вл. Орлова (Л., 1957) — с инскриптом: «Дорогой Анне Андреевне Ахматовой. — Накануне Ленинградского юбилея. „Но ни на что не променяем пышный Гранитный город Славы и беды…“ В. Орлов 1957.VI. 19» (Музей Анны Ахматовой).
В 1958 году его имя появляется (потом зачеркнуто) в телефонном реестре (С. 26), в списке адресатов дарения книги 1958 года (С. 38) и в записи «Спросить у Орлова 1. Где Гозенпуд и что с Франко? (12 тыс.). 2. Какой портрет в книгу» (С. 32).
В 1956–1970 годах он был главным редактором «Библиотеки поэта» — с этим связан первый вопрос о судьбе ахматовских переводов из Ивана Франко для тома украинского поэта в «Библиотеке поэта». Второй вопрос относится к тому обстоятельству, что он был приглашен на роль составителя нового ахматовского сборника в ленинградском отделении издательства «Художественная литература». Видимо, в связи с выбором портрета для книги ему была подарена фотография с портрета Ахматовой работы А. Тышлера с надписью: «Владимиру Николаевичу Орлову дружески Ахматова. 19 января 1958. Ленинград» (РГАЛИ. Ф. 2833. Оп. 1. Ед. хр. 632).
См. запись Ю. Г. Оксмана от 13 октября 1959 года: «Волнуется по поводу своего нового сборника (его редактирует В. Н. Орлов). А. А. не очень ему верит, хотя он клянется в своей преданности ей» (Встречи с прошлым. Вып. 7. М., 1990. С. 557).
В. Н. Орлов сдал рукопись в издательство в феврале 1960 года, но денег за работу не получил и 24 октября 1960-го писал в Москву заведующему редакцией М. Б. Козьмину:
Я свои обязательства выполнил. Вслед за тем договор был почему-то аннулирован. Никаких материальных расчетов по проделанной работе не произведено. Никакого официального заключения по представленной мною рукописи от издательства я не получил. Знаю только, что рукопись подверглась обсуждению в различных инстанциях и, по-видимому, значительно сокращена. Все это происходило без моего участия и ведома. О дальнейшей судьбе рукописи я ничего не знаю.
Не понимаю, для чего же понадобилось привлекать меня к этому делу. Я полагал, что меня привлекли как специалиста, но, очевидно, это не так. Еще раз напоминаю, что мне было поручено подготовить сборник стихов А. Ахматовой не для серии «Библиотека советской поэзии»; предполагалось даже, что сборнику должна быть предпослана вводная статья (ее тоже предлагали написать мне). Таким образом, тип и характер сборника и самый его объем определялись (в замысле) совсем иначе, нежели принято в этой серии.
Я совершенно не настаиваю на своем участии в подготовке книжки А. Ахматовой и могу лишь пожалеть, что потратил на нее дорогое время. Но при всех обстоятельствах я не хочу нести ответственности за дело, от которого фактически отстранен. Именно поэтому во избежание могущих возникнуть недоразумений, прошу считать меня свободным от каких бы то ни было обязательств перед издательством по данной книге.
Издание книги было перенесено в Москву, состав ее за это время изменился, а редактором стал числиться Н. А. Замотин, «человек из вытрезвителя», по слову Ахматовой (Чуковская Л. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Т. 2. С. 430).
Следующее упоминание его имени относится, возможно, к сложностям прохождения тома стихов Мандельштама в «Библиотеке поэта» или к хлопотам о московском жилье для Н. Я. Мандельштам: «28 июля 1964. Узнать все о Наде <Мандельштам> (Совет Твардовского, Македонова и Орлова)» (С. 476).
По поводу 75-летия Ахматовой он написал стихотворение:
Ср. рассказ о разговоре в 1962 году:
У Ахматовой были красные финские саночки в виде стула на полозьях; держа за спинку, сани-стул везли вперед. Анна Андреевна любила, когда ее так катали. Это продолжалось, к сожалению, недолго — из-за холода. На одной из наших санных прогулок она была разговорчива и предметом беседы избрала В. Н. Орлова, главу «Библиотеки поэта». Он приезжал в Комарово к знакомым, но видеться с Анной Андреевной не захотел: уже давно он сердился на нее за строку о Блоке «Трагический тенор эпохи» (стихотворение 1960 года: «И в памяти черной пошарив, найдешь…»). Ахматова иронически заметила, что Орлов не может простить ей этих слов, полагая, очевидно, что тенор — это оперное амплуа. (Нужно ли объяснять, что в устах Ахматовой слово тенор означало — Поэт, Певец, Орфей?) Потом Анна Андреевна, как бы «в отместку», рассказала, что Орлов третировал свою жену и был повержен в прах, когда она внезапно его оставила, — какой это был удар по его самолюбию…
Так было при жизни. А в стихах на смерть Ахматовой В. Н. Орлов писал: «Павшая в неравном поединке, / Ото всех испившая отрав, / Спит старушка в кружевной косынке, / Все земное смерило поправ».