В день, назначенный для валянья войлока, земляки собрались на берегах речек Ар и Убур. Люди приехали, захватив с собой еду. Все привезенное сложили в общий котел.
После первой подбивки Цамба наполнил чашу кумысом, поднес ее Дамбию и попросил сказать благопожелание. И Дамбий торжественно произнес:
— Замечательное благопожелание! — признали земляки, и каждый из них покропил из своей чаши несколько капель на новый войлок, чтобы был он красив и прочен. Цамба же взял несколько длинных конских волосков и вплел их в край войлока — своеобразный опознавательный знак.
Волочить первый вал войлока припрягали верблюда, обладавшего самым мягким ходом, а вести его было поручено Цэвэл, дочке Дамбия, с детства приученной валять войлок.
Намотанный на деревянную шпулину и обвязанный конской шкурой, войлок с шуршаньем волочился по земле. А пока прокатывали первый вал, соседи угощались — ели жирную сладкую говядину, запивали кумысом. Потом снова сложили шерсть для валки, а следили за волоком совсем молоденькие девушки и юноши. Дети носили воду с речки, чтобы время от времени смачивать кошмы.
Ко всем, кто нынче валяет войлок, продолжают прибывать гости. Больше всего их у богача Цамбы. Иные привезли с собой туго набитые мешки и дорожные сумки. Передавая их хозяину, лукаво подмигивают: принимай, мол, летний «чаек». Чаек весело побулькивает в больших флягах и издает резкий запах свежеперегнанной водки.
Дэжид, супруга Цамбы, колдует у костра. Не разгибая спины, она готовит чай и закуску, изредка вытирая рукавами разгоряченное лицо. Бока ее затрапезного дэла так и лоснятся — забывшись, Дэжид вытирает о них масляные руки.
К Дамбию тоже приехали помощники и тоже с сумками. Впрочем, гостей у него — раз-два и обчелся. И привезли они не бутылки со сладкой водочкой, а немудреный инструмент для работы — веревки, рогульки, шпулины.
Внезапно Дамбий заметил, что к Цамбе, расположившемуся почти рядом с ним, жалует еще один гость. Это, представьте себе, Лувсанпэрэнлэй. Благопожелание он выкрикнул громко и звучно, не успев с коня слезть. Впрочем, спешиться прибывшему не так-то просто — слишком он тучен и неповоротлив. Новый гость произнес:
Не только Дамбий, но и все, кто был поблизости, уставились теперь на Лувсанпэрэнлэя. Что-то произойдет сейчас между ним и Цамбой. Надо ухо востро держать.
При всеобщем молчании Дамбий счел необходимым ответить на приветствие.
— Недурное благопожелание! Но если оно и на мои уши рассчитано, то мне сроду столько войлока не навалять.
— Ничего, ты еще не стар, успеешь! — усмехнулся Лувсанпэрэнлэй, направляя коня в сторону, где сидел Цамба.
— Кто это тут умничает? — хмуро спросил тот, словно только теперь заметил и еще не узнал прибывшего. — Ах, это вы, уважаемый Лу? Как поживаете?
В голосе Цамбы — притворная любезность. Дамбий приметил, как лицо у него сперва побледнело, а потом покрылось большими багровыми пятнами, на крупном мясистом носу проступили круглые бусины пота.
— Как поживаю, спрашиваешь? Жив еще, не помер, и все вашими молитвами, — захохотал Лувсанпэрэнлэй, усаживаясь поближе к плошкам с молочными блюдами.
«Явился, проклятый, на мою голову. Из-за него мой сын теряет теперь в колонии свои золотые деньки. Черт бы побрал этого жирного бугая!» — подумал Цамба и, спохватившись, как бы мысли его не отразились на лице, суетливо принялся угощать своего кровного обидчика и недруга.
— Уважаемый Лу, откушайте сперва мяса, а вот и айрак. Он у нас нынче удался. А мы, видите, делом заняты. У вас тоже, верно, войлок валяют?